
Московская гимназия с золотой медалью, университет в Берлине — какой уж тут студент Люри, право слово! Впрочем, надолго оградить дочь от любовных драм им все равно не удалось. Там же, в Берлине, Вера быстро снова вышла замуж — за прибалтийского немца Роберта Шиллинга. С ним и вернулись в Москву накануне Первой мировой. Шиллинг стал актером МХТ, а Вера поступила в балетную школу знаменитой Нелидовой.
Она была невероятно хороша собой — классической «античной» красотой: плавные линии, греческий профиль, завораживающие глаза… И, конечно, не могла остаться незамеченной в эпоху набирающего популярность немого кино. Вскоре Вера уже снималась в фильмах Протазанова и Гардина, сыграла блистательную Элен Безухову в «Войне и мире». Оказалось, что актерским талантом она наделена сполна, и вот уже знаменитый Таиров принимает ее в труппу своего Камерного театра. Представляя ее актерам, он подмигнул: «Не было ни гроша, да вдруг — Шиллинг». Вера вежливо улыбнулась: своим каламбуром Таиров затронул больную струну — ее супруг был игроком.
Там, в Камерном, она и встретила знаменитого Сергея Судейкина, тонкого, нервного, бесконечно талантливого и обладавшего сомнительной славой отчаянного сердцееда. Тот влюбился в нее сразу. Они тогда ставили «Женитьбу Фигаро», Вера там занята не была, но Судейкин немедленно убедил Таирова, что в спектакле необходим испанский танец в исполнении артистки Шиллинг, и придумал для нее невероятный костюм, сплошь расшитый звездами…
…В 1938 году актера МХТ Роберта Федоровича Шиллинга арестуют, обвинят в шпионаже и расстреляют. В истории русского театра он останется первым исполнителем роли майора фон Дуста в «Днях Турбиных», в остальном же его будут помнить лишь как бывшего супруга Веры, недрогнувшей рукой вычеркнувшей его из своей жизни в далеком 1915 году.
Роберт тогда просто перестал для нее существовать. Театр перестал быть необходимым. Москва перестала быть домом. Теперь был только Сергей. С которым она, не заботясь о приличиях, уехала в Петербург. И ради которого отныне собиралась жить. В Судейкина Вера не влюбилась — она, как говорят англичане, «упала в любовь». О, он был настоящей легендой: талантливый художник, гуляка, пьяница, первый донжуан Петербурга. Много позже, в минуту любовной откровенности, он небрежно признался Вере, что в юности дня не проводил, «не употребив две-три женщины». Эти его слова Вера со своей франко-шведской скрупулезностью записала в дневник. Кстати, ее не отталкивала, а скорее интриговала совершеннейшая распущенность Сергея в выборе объектов страсти, среди которых были и знаменитые петербургские красавицы, и богемные дамы, и прачки… и мужчины, мужчины — тоже. Вере удалось невозможное, реальное только в дамских романах, — приручить и «одомашнить» развратника. То, что оказалось не под силу другой: к моменту их встречи Сергей был женат.
…Только ледяное спокойствие Вера могла противопоставить гневу своего мужа, его крику, злобе и обвинениям. У нее были свои способы. Можно вонзить ногти в ладонь и отвлечься на боль. Можно смотреть Сергею в глаза и с разными интонациями повторять про себя «не люблю, не люблю», давая то Офелию, то Марию Стюарт, то Джульетту. А можно — и это приятнее всего — просто представлять себе Игоря. Как он смотрит ей в глаза, как прикасается к ее руке, как мелькает его перо, расставляя нотные значки. Как от него пахнет чудесным горьковатым одеколоном, как безупречно подстрижены его усы, как звучит его голос — глуховатый и теплый. Она уплывала туда, губы Сергея шевелились — а звука не было. Чудесно...