Говорят, от любви до ненависти один шаг, и Волков его сделал: читал распечатки моих телефонных разговоров, допрашивал водителей, нанял охранников, чтобы контролировали, куда езжу и с кем общаюсь. Какое-то время пыталась обращать все в шутку:
— Саш, ну если я такая плохая, если дура, найди себе другую.
Но шуток он не понимал.
— А что, ты уже подобрала мне замену?! — его голос буквально дрожал от гнева и ненависти.
— Да нет у меня никого!
— Не забудь рассказать, когда будет — я тебя уничтожу.
Кто жил в атмосфере ненависти и недоверия, тот наверняка поймет мое состояние. А тем, кто не бывал в подобных ситуациях, желаю и впредь в них не попадать.
Однажды снова завела старый разговор, плакала:
— Саша, мне уже под тридцать. Хочу семью, детей. Сделай наконец свой выбор. Определись! Или отпусти... Я больше так не могу.
Волков холодно ответил:
— Если будешь не со мной — уничтожу! Хочешь войны? Получишь.
Я даже представить не могла масштабов этой войны, объявленной мне человеком, который еще вчера клялся в любви, а теперь кричал: «Я перекрою тебе кислород! Приползешь еще просить на кусок хлеба!»
Он вдруг потребовал, чтобы я заключила с ним договор о сотрудничестве: пятьдесят процентов от концертов ему, пятьдесят — мне. Я абсолютно не возражала. «Сашенька, никаких проблем. Ты же вкладывал деньги в мое творчество. И теперь, когда у меня концерт за концертом, половина прибыли, безусловно, твоя! Я и больше готова отдавать, только скажи». Потом он будет всем рассказывать, будто я сбежала от него, не желая делиться прибылью от выступлений. Ложь!
В течение восьми месяцев после нашего расставания мой помощник аккуратно отвозил Саше в конверте пятьдесят процентов заработанных на концертах денег. Позже добрые люди предупредили, что Александр делает все возможное, чтобы мои концерты не состоялись.
Я просила:
— Давай пойдем на компромисс: ты мне не будешь мешать, а я по-прежнему отдаю твои пятьдесят процентов.
Но Саша твердил лишь одно:
— Война — значит, война!
В итоге концертов у меня становилось все меньше и меньше.
«У нее появился другой», — говорил он в интервью. Тоже неправда! Когда жить под одной крышей стало совсем невмоготу, я уехала от Волкова и поселилась в своей квартире — к счастью, к тому времени сумела купить по льготной цене: помогли как артистке в Москомимуществе. Саша, к слову, и эти квадратные метры хотел оформить на себя. Но не смог — потому что не имел российского гражданства, у него было гражданство Германии. В квартире шел ремонт, из мебели — только надувной матрас, на нем и спала. Готова была спать и на голом полу, лишь бы больше не обижали, не оскорбляли.
Несмотря ни на что, я была не против и дальше работать с Александром, о чем не раз ему говорила. Мы дважды садились за стол переговоров в присутствии адвокатов.
Но он по-прежнему не слышал ни меня, ни юристов, твердил как заведенный: «Ты прибежишь ко мне просить на кусок хлеба!» У него включился механизм настоящей мужской мести. Волков поставил перед собой цель, ради которой все средства хороши: растоптать и уничтожить! Посыпались заказные статьи и телепередачи, письма с угрозами... Песни мои словно по волшебству исчезали из теле- и радиоэфиров. А он все звонил и повторял одно и то же: «Я тебя уничтожу!» Я и мои близкие пытались договориться с Сашей, убедить решить вопрос мирно. Но у него был один ответ: или я с ним, или война!
Начались бесконечные суды — Волков пытался запретить мне исполнять песни. Я не присутствовала ни на одном из них — не хотела слышать всей той грязи и лжи, в которой меня обвиняли. Он, напротив, был почти на всех заседаниях. Бил по больному, знал: самое страшное для меня — лишиться музыки. Снова и снова всем вокруг рассказывал, что я использовала его и бросила: «Но ничего, я ее растопчу, и она прибежит назад!»
