Нерожденные дети, иными словами, отходы после абортов — какая же это богопротивная мерзость… На том эпохальном заседании в сенате Майкл пытался объяснить, что речь идет всего лишь о зародышах, полученных в результате искусственного оплодотворения. Именно из них и будут извлечены необходимые больным стволовые клетки.
— А что потом? — спросил у него кто-то. — Эмбрионы будут уничтожены? Да?! Какой ужас, и это предлагает отец четверых детей…
Ну, и на этом все. В сенате вопили, что ЭТО надо срочно прекратить, остановить, запретить. Эти тупицы во главе с мистером Бушем, конечно, никогда не сталкивались с проблемой непопадания пальца в нужную кнопку на телефоне или развязавшимся в неподходящий момент шнурком, с которым невозможно справиться без посторонней помощи, с неконтролируемым тремором мышц и теми «прелестными» вещами, что зовутся побочными эффектами от регулярного приема препаратов, провоцирующих выброс дофамина.
Фантастические сны, преимущественно кошмары, — вот удел таких, как Майкл Джей Фокс. Впрочем, сны — это еще куда ни шло. С ними он быстро примирился. Куда труднее было признать, что он, любимчик нации, милашка-обаяшка, с которым жаждали пропустить стаканчик все встречные и поперечные, теперь инвалид — жалкий, убогий, обреченный на унизительное угасание даже уже не человек, нет, получеловек…
Майкл мельком взглянул на себя в зеркало. Оттуда на него испуганно таращился пятидесятилетний мальчик. Он всегда выглядел моложе своих лет — и в этом тоже был его несокрушимый козырь.
Честно говоря, благодаря этой удивительной особенности своей физиономии он и попал в кино. Майклу исполнилось пятнадцать, но никто не дал бы ему больше одиннадцати лет — именно столько и было его первому в жизни герою — мальчику по имени Джеми. Как водится, ассистенты пересмотрели целую кучу детей, но именно Фокс, совершенно не подходивший по реальному возрасту и первоначально безжалостно забракованный по этой причине, в итоге больше всех понравился режиссеру. Так он очутился на съемочной площадке сериала «Лео и я». Шустрый, улыбчивый, неугомонный — бабушка частенько приговаривала, что у Майкла словно шило в одном месте, — он быстро расположил к себе съемочную группу. На собеседовании у него, правда, спросили, хочет ли он быть актером, и тут простодушный Майкл дал маху: честно признался, что нет, он с пеленок мечтает о хоккее.
Он же был обычным канадским мальчишкой, который даже во сне забивает шайбу в ворота противника. Но из этой мечты ничего не вышло, хотя Майкл и тренировался каждый божий день. Все его товарищи по команде вытянулись, раздались в плечах, а он так и остался пусть и очень вертким, но все-таки коротышкой.
— С такими данными в хоккее тебе, парень, ничего не светит, — прямо заявил тренер. Конечно, жаль симпатичного мальца, к которому прикипел сердцем, но метр шестьдесят с кепкой в его годы — с таким ростом не то что в высшую лигу, даже в студенческую команду не попадешь.
В тот поганый вечер Майкл уходил с тренировки, как побитая собака. Он переживал день, второй, третий, а на четвертый небо прояснилось: нет, сидеть и ныть — это не про него!
Если бы не подвернулся сериал «Лео и я», с ним наверняка случилось бы еще что-нибудь из ряда вон выходящее. Продюсер Рональд Шедло, у которого Майкл получил свою следующую роль в фильме «Письма от Фрэнка», надоумил его не зарывать талант в землю, а взять ноги в руки — и отправиться прямиком в Голливуд.
— Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что упустил, — философски заметил этот достойный джентльмен, пропадающий, как ему самому казалось, в канадской глуши, и Майкл потерял покой и сон. Впереди его ждал дикий семейный скандал: стены их хлипкого домика в пригороде Ванкувера сотрясались, как от раскатов грома, хотя это всего лишь папа, отставной военный, высказывался по поводу совершенно немужского желания сына податься в актеры.
