И подписи тех девочек из колонии.
В другой раз я, благо представился случай, сам обыграл тему любви к нашей передаче. Приехал я, уже в новые времена, в Киев вести юбилей одного еврея. Вижу — собрались гости со всего мира, раввины из Лондона, Нью-Йорка и так далее. После окончания вечера меня повезли в гостиницу, и со мной в машине оказались два молодых раввина. «Слушай, ты вел праздник, ничего не выпил. Давай зайдем в бар», — предложили они мне. В гостинице оказался, как выразился администратор, «прекрасный стриптиз-бар». Мои раввины не смутились. Мы вошли. Полумрак, посетителей мало, девушки вокруг шестов танцевали топлес. Они крутились, но иногда подходили к кому-нибудь из гостей, на ушко что-то шептали и возвращались на сцену.
Наконец одна направилась ко мне, присела возле на корточки и стала что-то тихо говорить мне в ухо. Вижу, раввины заинтересованно смотрят на нас, и понимаю: когда девица отойдет, они меня обязательно спросят, что она мне шептала. «Ну, о чем она?» — перегнулись ко мне через столик спутники, как только прелестница ушла. «Что сказала? — переспросил я. — Спасибо, сказала, вам. Я выросла на вашей «Радионяне». После такого признания стриптизерши раввины поспешили в буфет брать мне премиальную порцию спиртного.
Но когда мы ездили с выступлениями еще по Советскому Союзу, в какие только условия не попадали! Раз выступали на Дальнем Востоке. Стужа в гостинице стояла такая, что, ложась спать, мы надели на себя дубленки, шапки-ушанки, накрылись матрасами.
И все равно заснуть не могли от холода. Вдруг сообразили, что про варежки-то забыли! Варежки надели — и тепло стало...
Кстати, Лившиц, который был категорическим противником пьянок (да и я их не уважаю), в той гостинице заставил всех нас выпить водки — чтобы не мерзли. Но, несмотря на приключения в поездках, у меня о гастролях с концертами «Радионяни» остались самые лучшие воспоминания.
— Вы пользовались своей популярностью во времена дефицита?
— Популярность была не супер, но была, и нас не волновало, что зрители и слушатели не всегда разбирались, где Лившиц, а где Левенбук. Хотя в лицо, конечно, узнавали. Что же касается материальной выгоды… Если гаишник останавливал, достаточно было подарить пластинку «Радионяни», и он отпускал; в магазинах нам продавали продукты, которых не было на прилавке…
Впрочем, я не очень умел пользоваться своей известностью. Вот кто умел даже не столько извлекать из нее выгоду, сколько устраивать целые спектакли на тему своей узнаваемости, — так это Евгений Моргунов. Однажды мы вместе с ним и еще двумя актерами гастролировали в Татарии. Едем как-то днем на машине и понимаем, что в город попадаем в обеденный перерыв, то есть ни в одном ресторане места не найдем и пообедать не сможем. Тогда Моргунов, увидев первую же придорожную столовую, такой покосившийся деревянный домик, велел водителю остановиться. «Посидите» — и ушел. Мы ждали, ждали, его все не было, наконец вылезли и направились в эту столовую. Зашли, никого не обнаружили, услышали из кухни голоса и, войдя туда, увидели одетого в белый халат Моргунова, вокруг которого суетились повара и готовили обед.
Он указал на меня: «Это наш депутат». Работники столовой стали всем нам кланяться, выбежали в зал, накрыли стол белой крахмальной скатертью и принесли разнообразные блюда. Поели мы так, как не ожидали.
На другой день Моргунов будит меня: «Тебе костюм нужен?» Я ничего спросонья понять не могу: какой костюм? Где его тут можно купить? Протянул неуверенно: «Да не знаю…» «Нужен! — отрезал Моргунов решительным голосом. — Поедем на базу. Деньги бери». База выглядела городом в городе. Вошли в ангар, заполненный одеждой. Появившимся перед нами работникам Моргунов торжественно объявил: «Сегодня день рождения у…» — и назвал имя-отчество первого секретаря тамошнего обкома партии.
