Когда я притащил подарок, у отца слезы выступили. «Какая мощь!» — не скрывал он своего восхищения. Папа с энтузиазмом стал гнать самогон. И, надо сказать, делал это с большой выдумкой: и цедру лимона добавлял, и лепестки розы, и корень лимонника. Думаю, он мог бы открыть в Москве небольшой бар со своими фирменными напитками.
90-е годы. В кино — кризис, Театр киноактера разогнали, забрав здание под казино. Родители, звезды экрана, оказались никому не нужны. Мама страдала, что ее не зовут в кино, а папа переживал — как теперь кормить семью?
Делать ему было совсем нечего, вот он и занялся столярными работами. Папа покупал на барахолке на Преображенке инструменты, помню, притащил домой какую-то особенную пилу.
Он так был доволен своей редкой покупкой, что чуть ли не спать с этой пилой ложился.
Как-то своими руками смастерил стол. Стол получился добротный, не гвоздиками тяп-ляп сбитый из готовых реечек, а весь на шипах, капитальный. А еще я помню, как он ловко обращался с иголкой. У нас дома сам перетягивал диваны, кресла. Но это хобби денег не приносило.
Что же делать? Когда только намечался этот кризис в кино, один папин друг, бизнесмен, предложил ему работу — взял к себе в фирму пресс-секретарем. Бизнесмен торговал унитазами, ваннами, раковинами. Ну какой может быть пресс-секретарь в фирме сантехники? Естественно, папа ничего не делал, только зарплату получал, это была благотворительность чистой воды.
Конечно, такая работа продолжалась недолго: не будут же тебе вечно платить зарплату за красивые глаза?
И папа пошел работать на стройку простым рабочим. Таскал рубероид, цемент и кирпичи. Ходил в телогрейке и кирзовых сапогах, как все работяги. Если его узнавали в метро, он тут же переходил в другой вагон. Однажды во время разгрузки машины с шифером ему стало плохо. Вернулся домой белый как полотно. Он надорвался на работе, открылась язва, а с ней шутки плохи — ничего тяжелого поднимать нельзя. Папу неудачно прооперировали, пришлось делать повторную операцию. Сердце не выдержало наркоза, и папа умер на операционном столе...
Когда отца не стало, я купил ящик водки. Недели две лежал и смотрел в потолок… На поминки в Дом кино пришло много актеров и режиссеров.
А самое главное, память папы пришли почтить его друзья — егеря. Такой чести даже генералы, с которыми они охотились, не удостаивались. Он был для них своим парнем. Помню, после охоты мужики собирались в избушке. Выпивали, травили анекдоты. Вдруг папа начинал читать им Бодлера. А они его слушали затаив дыхание.
Маме после смерти папы пришлось несладко. Она даже занималась оптовой торговлей обувью, ездила, договаривалась с поставщиками. А еще в ней проснулась наша бабушка-общественница. Мама на добровольных началах мыла подъезд и драила лифт, денег за это не брала, ходила на все субботники, убирала территорию вокруг дома.
Но жить одной она так и не научилась. Мама периодически влюбляется, и тут я ей не судья. Через три года после ухода отца рядом с ней появился некий товарищ, моложе ее лет на 20. Бард, поэт! Я ее пытался вразумить: «Да посмотри на него, это же типичный брачный аферист!» Она сильно гневалась: «Ты ничего не понимаешь! Он гений, поэт, послушай, какие стихи пишет!» — и принималась читать какую-то белиберду. С ней говорить на эту тему было бесполезно. Все равно что слепоглухонемому фильм показывать. Она никого не слушала: ни меня, ни свою близкую подружку Гвоздикову, которая ей глаза открыть пыталась. Они даже поссорились на этой почве и с тех пор не разговаривают.
Помню, звонит мама:
— Приходи на свадьбу.
