Помню, на уроке труда выточил маленькую пушку на токарном станке. Расковыряв папин охотничий патрон, палил из пушки порохом и картечью во дворе. Пушка долбала так, будь здоров!
Помню, как крал из кабинета химии разные порошки, смешивал их с солью и ставил опыты на кухне. Мой арсенал «боеприпасов» постепенно расширялся. Мне крупно повезло, что мамин брат Олег служил на военном аэродроме в Мелитополе. Благодаря дяде у меня целый клад образовался под кроватью: дымовые шашки, пирофакелы, сигнальные ракеты. Потом я тащил весь этот арсенал оружия в Москву. Сверху все боеприпасы я прикрывал майками и трусами, вот баба Катя и не подозревала, что ее любимый внучек везет в неподъемном чемодане.
Дошло до того, что в классе восьмом я подложил взрывпакет под реечку заколоченной школьной двери и поджег фитиль.
Рвануло так, что здоровенный кусок массивной двери взлетел на воздух. Учителя долго ломали голову, кто же мог так сбезобразничать. Но когда я поджег дымовую армейскую шашку в сортире и вся школа исчезла в клубах дыма, меня вызвали в кабинет директора школы.
— Алексей, признавайся, твоя работа?
— Моя...
На этот раз родителей в школу не вызвали, взяв с меня слово, что больше это не повторится. Родители и так не часто ходили в школу, а я невинно пожимал плечами: «Они на съемках». Папа расписывался в дневнике, мама иногда рассеянно спрашивала об отметках. На этом их роль в моем образовании и заканчивалась… Да им действительно некогда было мною заниматься.
Все время снимались. Я очень любил, когда родители были дома. Тогда к нам на Фрунзенскую приходило много гостей. Мама прекрасно готовила, а папа красиво сервировал стол, пел под гитару. Гости после застолья играли в покер и засиживались, как правило, допоздна. Комнатки были маленькие, смежные. Родительская компания азартно резалась в покер, спать в этом шуме ребенку было невозможно. А раз поздно ложишься, завтра не идешь в школу! Ура!
Бывали у нас в гостях и близкие друзья: Женя Жариков и его жена Наташа Гвоздикова. Наташа — мамина закадычная подружка, кстати, моя крестная, а Жариков крестил моего младшего брата. Крестили меня поздно, школьником. Я отчетливо помню, что никак не помещался в лохань.
Меня просто макнули головой в воду и окрестили…
Давид Кеосаян снимался у своего отца в «Неуловимых». И у меня была попытка, правда, первая и последняя. В фильме «Осенние колокола» по сказке Пушкина «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» я играл шестого богатыря. У меня даже текст был — правда, всего одна фраза. Что больше всего мне понравилось на съемках — так это... само отношение к съемкам. Взрослые люди, а все время во что-то играют. Ей-богу, как маленькие! Полная расслабуха — анекдотики, прибаутки, на лошадке раз проскакал — «Все, снято!» Быстро и весело. И опять гуляют всей группой до утра. Но когда я представил, что такая «лафа» будет каждый день, вдруг понял: это же каторга!
В общем, попробовал себя в кино и понял: не мое это! С тягой к этой профессии надо родиться.
Ну, не в родителей пошел, что поделаешь. Они-то любили свою работу, особенно мама. Ночью ее разбуди и скажи: «Светлана Афанасьевна, пожалуйте сниматься!» — и она вскочит и побежит. До сих пор о чем бы ни шел у нас разговор, все сводится к одному: «По-моему, этот эпизод у меня получился. Как я выгляжу? Как смотрюсь на экране?»
Когда на экраны вышла «Бриллиантовая рука», я был в первом классе. И вот тут мамина слава затмила папину. Они по-разному прошли испытание славой. Мне кажется, папу «медные трубы» совсем не испортили. А мама бросилась «пожинать свою славу»: без конца ездила за границу на фестивали. Ее там представляли как самую сексуальную актрису СССР. «Однажды, — рассказывала она со смехом, — в Мали на меня с таким аппетитом смотрели тамошние чернокожие правители, что я испугалась, вдруг они меня съедят!» Из-за границы мама возвращалась совершенно преображенной, вся в обновках.
