Какая «Волга»? Не было у нас никогда машины. Это уже когда я в армию ушел, у папы появился подержанный автомобиль.
Жили мы, что называется, по средствам. Сказать, что недоедали, не могу. По праздникам доставали «заначку»: шпроты, сервелат финский, баночку печени трески. Да и не думали тогда актеры о деньгах, мечтали о ролях, жили творчеством.
Мама с папой были красивой парой, даже вызывающе красивой. Их называли «Ромео и Джульетта», а за спиной, думаю, им завидовали. Наверное, не зря мне говорил часто отец: «На зависть просто не надо обращать внимания». Он вообще был большой философ…
Многие, наверное, считали моего отца подкаблучником, мол, столько от жены терпит.
А у него просто были свои принципы: не спорь с женщиной, само пройдет… А еще он был однолюбом и умел своей Светке прощать все! Даже, когда не мог простить…
Мама мечтала сыграть Катюшу Маслову или Анну Каренину, но ей мешал образ «роковой блондинки». А мама злилась: ну как меня, такую красивую, такую талантливую, не снимают! Сколько раз она предлагала папе: «Иди, Вовка, на Высшие режиссерские курсы». А он не хотел. Не все же могут по желанию жены режиссерами стать... Она его постоянно пилила — вот, мол, не стал режиссером, а кто меня в кино снимать будет? А он все отнекивался. Опять же учиться четыре года ему было «в лом». Я папу прекрасно понимаю. Это все равно что мне, зубному технику, сейчас сказать: «А давай ты будешь главврачом в поликлинике!» Это же невозможно!
На эту тему родители ссорились. Правда, при мне никогда не ругались, я, придя из школы, мог застать конец ссоры: «гавкнут» друг на друга напоследок и в разные комнаты разбегутся.
Если бы на месте папы был другой мужчина, они быстро разошлись бы. Но с папой трудно было поссориться. Мама вся на эмоциях— а папу вывести из себя практически невозможно. Она в крик, а он любой конфликт дипломатически сглаживает: «Все наладится… Все будет хорошо…» Но если мамины эмоции зашкаливали, он быстро одевался: «Пойду-ка я погуляю…» Брал меня за руку, и мы гуляли часа три с половиной. Как он так точно мог высчитать время, когда дома гроза утихнет?
После ссоры они объявляли друг другу бойкот и какое-то время не разговаривали.
Первым сдавался и шел на мировую, конечно, папа. Всякий раз делал это оригинально: рисовал смешной плакатик, или вдруг маме почтальон приносил телеграмму, где всего два слова: «Светка, целую!» Хотя папа был в Москве и никуда не уезжал.
Сейчас, оглядываясь на жизнь, прожитую папой рядом с мамой, мне хочется процитировать героя Игоря Кваши из «Того самого Мюнхгаузена»: «Не скажу, что это подвиг, но что-то героическое в этом есть!» Правда в том, что святых людей нет на свете. И кто прав, а кто виноват в их истории, судить не берусь. Они жили нормальной, интересной жизнью, обсуждали свои творческие проблемы, ссорились и мирились, расходились и сходились…
Как-то, помню, папаня подошел ко мне и спросил: — А как ты смотришь насчет брата?
— Не знаю…
Я не против.
Брата мама тоже поехала рожать в Мелитополь. Я уже что-то осознавал, мне десятый год пошел. Помню, как мы всей семьей встречали ее у роддома, потом поехали на бабушкино кладбище возлагать цветы на братскую могилу. Родители хотели назвать брата Филиппом, но я этому яростно воспротивился:
— Здрасьте! Это значит, его каждый придурок Филиппком будет дразнить?
— Ну почему? Филипп Алексеевич очень красиво звучит…
— Да хоть чертом лысым называйте, а я буду его звать Олегом!
И родители смирились. Все хлопоты с ребенком легли на плечи нашего «завхоза» бабы Кати, а я был ответственным за его моцион на свежем воздухе.
Мне на улицу выносили коляску с маленьким братом и строго-настрого приказывали гулять во дворе.
