Заприте ее, привяжите к кровати!» Однако в сумерках Эми пробралась на козырек подъезда, оттуда целой и невредимой спустилась на улицу и сбежала.
Ночные клубы, оргии, болтанка из всех возможных наркотиков — ей давно уже было все равно, где и с кем ширяться: со знакомыми и незнакомыми, с бомжами в подворотне... В этом хаосе, в который превратилась ее жизнь, Эми, до этого твердившая о своей верности Блейку, переспала, кажется, со всем своим окружением — менеджером, бойфрендом подруги, с музыкантом Питом Доэрти… При этом она упорно твердила, что ее любовь к мужу по-прежнему нерушима.
Блейк счел себя оскорбленным и решил подать на развод, не забыв, впрочем, потребовать от Эми шесть миллионов фунтов: в судебном иске он написал, что поскольку именно его персона вдохновила его жену, мисс Уайнхаус на второй, самый знаменитый альбом, фактически эти деньги им честно заработаны.
Эми Уайнхаус успели вовремя снять с балкона 20-го этажа высотки, откуда она собиралась «лететь» к отцу в Америку.
Митчелл примчался в лондонский реабилитационный центр прямо из аэропорта Хитроу. Теперь, после явной попытки самоубийства, Эми лечили принудительно. Выглядела дочка чудовищно: бритая, изможденная, словно из Освенцима, при этом тихая и непривычно трезвая. Сколько времени Митчелл уже не видел свою девочку «чистой»?
— Пап, я твердо решила: ни наркотиков, ни алкоголя. Больше никогда.
Они плакали, обнявшись и не видя, как медсестры и врачи снимают эту душераздирающую сцену на свои мобильные телефоны.
Митчелл поселился в клинике с Эми, боясь верить, что дочь и в самом деле идет на поправку, что она называет историю с Блейком «чистейшим безумием, завязанным на наркотиках и внушенной ими же необъяснимой страсти». Но все позади, она опомнилась, она даст Блейку развод; ей пора готовиться к турне.
Митчелл ликовал, когда ему удалось уговорить Эми принять приглашение канадского музыканта Брайана Адамса: тот предложил своей любимой певице пожить на его вилле на острове Мастик, где его врачи доведут ее начавшееся выздоровление от наркомании до «точки невозврата», как они сделали с ним самим; там же в свое время лечился другой поклонник Эми — Мик Джаггер. В аэропорту, прощаясь с отцом, Эми выглядела бледной, усталой, отец никак не мог привыкнуть к ее непривычной молчаливости; но вроде бы дочь настроена на лучшее.
Поцеловав Митчелла на прощание, Эми шепнула: «Привезу оттуда новый альбом, посвящу тебе».
Из Мастика время от времени приходили короткие электронные письма: «Учусь играть в теннис»; «Пью свежевыжатый апельсиновый сок»; «Ем вегетарианскую еду, другую тут не дают»; «Ничего не написала — не о чем». Митчелл бодрился, надеялся, что все образуется, Эми постепенно войдет во вкус, так сказать, трезвости, и песни снова польются, а пока он будет выполнять обязанности ее менеджера. Надо же, как все-таки ценят в мире талант его дочери: такие известные музыканты, как Принс и Джордж Майкл, собираются записать с ней дуэт, с ней хотят сотрудничать Мисси Эллиот, Тимбаланд, сын Боба Марли — Дэмиан.
Может быть, его дурочка наконец поймет, что свет клином не сошелся на этом уроде Блейке, что в мире полно интересных и достойных мужчин? Слава богу, развод все-таки состоялся; теперь Блейк живет с какой-то малолетней подружкой, другая, говорят, родила ему сына… Через какое-то время Митчелл услышал, что бывший зять снова угодил в тюрьму — на сей раз за воровство и хулиганство. Пора уже забыть о нем. Главное, чтобы Эми его не вспоминала!
…В июле 2011 года 20-тысячный зал в Белграде неистовствовал на протяжении тридцати минут, вызывая на сцену долгожданную Эми Уайнхаус. Билеты на шоу стоили две месячные зарплаты среднего менеджера, ажиотаж творился страшный — стадион с утра оцепила полиция. Эми стояла перед зеркалом в артистической и никак не могла прикрепить свой знаменитый шиньон — у нее тряслись руки.
Продюсер подгонял: «Ну, Эми, скорее, публика ждет». Неверными шагами она вышла на сцену, оглушенная шквалом аплодисментов. Поклонилась, подняла руку:
— Мне так приятно оказаться в Афинах…
Аплодисменты словно захлебнулись.
— В смысле — я хотела сказать, что я больше всего обожаю нью-йоркскую публику…
— Это Белград, детка! — выкрикнул кто-то. — Начинай петь.
Музыканты заиграли песню, которую она хотела исполнить первой: «Жизнь — это проигранная игра», но Эми топталась на месте, не открывая рта. Что делать? Она не помнила ни слова...