На рынке покупали помидоры, баклажаны, перец, где-то доставали еще и ягненка. Его кидали в котел с овощами — так мы готовили завтрак. Все садились вокруг костра, ели, а потом приступали к работе.
Вечером после съемок был опять костер: баклажаны, помидоры — и тутовка. Бутылка шла по кругу, и всем становилось тепло, хорошо и весело.
Замечательные были съемки...
Потом мы приехали в Ереван — там ни электричества, ни отопления, холод в домах стоял жуткий. Свет давали только больницам, правительственным учреждениям и киностудии, вот что меня тогда удивило.
Мир рушился, а киностудии давали электричество! Помню квартиру в многоэтажном доме — у одной-единственной женщины на лестничной площадке был керогаз. У нее по вечерам собирались все соседи, согревались у керогаза, суп варили, вместе ели при свечке. Родство людей было просто удивительным. На киностудии для меня нашли драгоценную вещь — валенки. В них я снимался, в них же приехал домой и от души подивился свету, еде в холодильнике и теплу в квартире...
Но самый дорогой для меня фильм — скажу об этом еще раз — тихо прошедшие и никем не замеченные «Чувства». На тех съемках я познакомился с Эугенией.
— Но ведь она певица была, а не актриса.
— Она окончила консерваторию по классу вокала. Голос у нее был красивый, но не сильный. В оперу Эугения не попала, работала в филармонии, пела на концертах. Она была от природы хорошей актрисой, снялась в пяти или шести картинах, и каждая роль интересная.
— В семидесятые—восьмидесятые годы вы стали главным советским западным красавцем, вас заочно любили миллионы кинозрительниц Советского Союза. Не изменить жене в такой ситуации трудно. Тем более что значительную часть времени вы проводили на съемках...
— Вы абсолютно правы, у меня были случайные увлечения. Я немножко презираю в себе актера, но иногда способен на разные глупости. Много не было, но иногда… Иногда было.
— Жена, наверное, догадывалась?
— Она все сразу понимала. Эугения очень интуитивная была. Но проходило время, а оно лечит. Все утихает, ты немножко начинаешь забывать, а потом опять... Но все, слава богу, заканчивалось хорошо.
У нас всякое бывало. Однажды дело чуть не дошло до развода — характерами не сошлись. Как обычно говорят в таких случаях… Мы были очень разными людьми. Я, как вы могли заметить, интроверт, а она была экстравертом. Открытая, свободная... Но тем не менее мы друг без друга, оказывается, не могли жить.
— Но тогда почему вы хотели развестись?
— Дело в том, что мне «моча в голову ударила». Мы, актеры, фантазеры — дай нам только повод, и у нас сразу воображение начинает разыгрываться.
Порой оно так захватывает, что мы теряем рассудок. Вот и со мной произошло такое. Случайно познакомился с красивой женщиной и решил, что безумно влюблен. Потом самому смешно стало. Абсолютно глупая история…
— И жена об этом узнала?
— Если бы. Характеры у нас были разные, мы часто спорили, и однажды я решил: «Все! Хватит!» Сказал, что нам надо развестись.
— Ужас.
— Ох да. Ужас. Слава богу, этого не случилось. Дурман в голове рассеялся.
— Но дурман был реальный?
— Никаких отношений не было. Я часто влюблялся, но, как правило, глазами и душой. Ничего реального. С Эугенией мы довольно часто конфликтовали, ругались… Ох, боже мой, как мы не умеем ценить то, что имеем! Пока человек жив, кажется, что он всегда будет, можно на него и накричать. А когда уходит, понимаешь, что ты потерял.
— Но вы же были вместе больше сорока лет. Вы должны быть благодарны судьбе за то, что она подарила вам счастье.
— Я благодарен… Знаете, никогда много не курил, просто баловался, теперь, особенно в деревне, выкуриваю пачку за пачкой. А наша собачка Дука после смерти Эугении от меня совсем не отходит. Раньше она была шустрой, веселой, встречая нас с женой, кувыркалась от счастья, а теперь состарилась, как и я.
— Замечательная собака. Но я бы ее расчесал.
— Жена это делала. А я думаю, пусть будет так, как есть.
— Психологи считают, что любовь живет шесть, максимум восемь лет. Потом неизбежно нарастает усталость друг от друга.
— Все верно. Но есть и другая вещь: люди не созданы для того, чтобы быть одни. Человек состоятелен только тогда, когда у него есть вторая половина. Бог создал единое существо, разделил его на две части, одну назвал мужчиной, другую — женщиной и велел им тянуться друг к другу. После смерти Эугении я понял, что женщина и мужчина созданы для того, чтобы быть вместе. Если человек один, он несостоятелен. Он —половина чего-то. Чтобы быть целым, надо быть вдвоем.
