Это длилось долго, очень долго… Мы дружили несколько лет, но так и не переступили последний барьер.
— Но вы же таким красавцем были!
— Этого я тогда не знал. Был физиком — и все. О своей внешности вообще не думал.
— Предложение ей сделать не пробовали? Сказать: «Будь моей, давай поженимся!»
— Да нет, мы же студентами еще были. К тому же после четвертого курса я вдруг решил изменить жизнь. Просто изнемогал: увижу какой-нибудь спектакль или хороший фильм — и не нахожу себе места, начинаю с ума сходить. Возвращаюсь к себе в комнатушку, которую снимал, и начинаю что-то изображать, декламировать какие-то тексты…
Наконец решил: «Попробую-ка поступить в консерваторию. Вдруг примут?»
На экзаменах не блеснул: плохо читал, плохо рассказал стихотворение… В общем, все делал скверно. А во время проверки слуха вообще обманул комиссию — ведь у меня его нет.
Когда подошла моя очередь петь, спрашиваю: «Не могу ли я сам себе аккомпанировать на фортепиано?» Дело в том, что я с детства страшно любил музыку и очень хотел научиться играть, а в школе фортепиано закрывали на ключ, чтобы ученики не портили его, не колотили по клавишам кулаками или ногами. Так я что сделал? На листе бумаги нарисовал клавиши — черная-белая, черная-белая… Беру в руки ноты: до-ре-ми — ага, вот это надо нажимать.
А когда учитель оставлял фортепиано открытым, подходил и играл, проверял себя. Вот так по нотам учился играть Причем без музыки.
Выучился, конечно, кое-как — ну, песенку там какую-то наиграть… Слуха-то нет! А потом и аккордеон освоил, и гитару — тоже по нотам.
В консерватории я сел к роялю, начал громко играть, а песенку мурлыкал так тихо, что даже сам не слышал. Комиссия возрадовалась: «Играет! Значит, слух есть! А поет тихо из-за того, что стесняется! Молодой еще…»
Так я и не понял, почему меня приняли, а сейчас уже не у кого спросить. Набиравшая курс преподавательница давно умерла...
Поступив к консерваторию, я еще доучивался на физмате.
— Занимаясь физикой и актерскими этюдами одновременно, можно сойти с ума...
— После того как меня приняли в консерваторию, наука стала вторичной, и на пятом курсе физмата я начал учиться плохо, хотя до этого отличником был: физику с математикой знал прилично.
Да и ответственный был: раз родители присылают сало, помогают мне, я обязан хорошо учиться! На физмате многие знали, что я учусь в консерватории, и относились ко мне снисходительно, как к блудному сыну: «Наш артист!» Это немножко помогло, я как-то сдал выпускные экзамены и получил диплом.
А потом, неважно окончив консерваторию, отправился в маленький городок Капсукас. В отличие от физмата на актерском я учился плохо с самого начала.
