Я с ним сталкивался, мы были заняты в одной картине, во «Врагах» по Горькому. Иннокентий Михайлович был такой наивный, такой хороший… В жизни тоже играл добрячка не от мира сего, а на самом деле был все-таки другим.
Разумеется, я не превратился в своего персонажа, сумасшедшего и военного преступника. Но он стал мне так понятен и близок, что это не могло пройти бесследно. …
После спектакля и фильма «Никто не хотел умирать» мы стали знаменитыми.
— Когда к актеру приходит слава, вокруг него появляются женщины.
— Возможно. Но я всегда был очень замкнутым человеком. И вообще, как уже говорил, я не актер, а физик. У меня все было немножко иначе, не так, как у многих.
Да, поклонницы были, но я их не видел, вернее, не обращал на них внимания…
— Но человек не может жить как монах...
— Вы правы. Но то, что было, не затрагивало моего сердца, и я проснулся, только влюбившись в Эугению. Я ведь очень поздно познал женщину…
— В какие годы, если не секрет? Не в 25 же, не в 26 лет?
— Да...
— Вы шутите!
— Нет, не шучу. Я уже был довольно известным актером и много снимался. Это была простая, очень красивая девушка. Мы познакомились в Молдавии, на съемках.
Уже не помню, что она там делала. Съемки закончились, я уехал, она мне не звонила, я ее не искал. А вскоре после этого встретил Эугению.
От любовных приключений меня отвлекала то ли стеснительность, то ли увлеченность работой. В школе я был просто зубрилой. Даже себе программу составил: во время школьных каникул с такого-то часа по такой-то — читаю научно-популярную литературу. Дошло до такой глупости, что перед выпускным классом во время каникул весь задачник по физике решил! Совсем был дурак! На каникулах! Все идут в лес, купаются в озере, а я сижу и решаю задачи.
Потом был французский. В школе язык преподавали, но учитель сам его не знал. И я решил учить самостоятельно. Взял учебник, начал постоянно заниматься, и это принесло плоды — Сартра я читал в оригинале.
Разговорный язык у меня слабый, нет практики. Хорошо, что одна из моих невесток, жена среднего сына, который живет в Лондоне… Да нет, она ему не совсем жена. Как даже и назвать, не знаю… В общем, они вместе, и она англичанка. А я английского не знаю — зато она знает французский. Мы с ней разговариваем и понимаем друг друга.
— О ваших детях я кое-что знаю. Старший — крупный экономист и преуспевающий финансист, второй, который в Лондоне, — актер, а младший до сих пор живет с вами. И зовут их как литовских королей и князей: Витаутас, Гедиминас и Миндаугас…
— В этом нет никакого национализма. Когда на подходе был старший сын, я дружил с художником Витаутасом Калинаускасом и режиссером Витаутасом Жалакявичюсом.
Да и кругом были одни Витаутасы. Ну, думаю, чего тут изобретать колесо? Пусть первый будет Витаутасом. Когда родился второй, не хотелось его обделить: первый у нас князь, пусть второй будет Гедиминасом, основателем Вильнюса. А когда появился третий, я подумал: если назову парня «простым» именем, старшие будут его обижать. Пусть станет королем! Единственным литовским королем был живший в XIV веке Миндаугас. Так мы его и назвали...
Не знаю, крупный экономист Витаутас или не крупный, но успешный — точно. Ему удалось и колледж в Америке окончить, и университет, и все это еще в советское время...
— С вашей помощью?
