В душе все-таки оставался физиком: был скованным, выходя на сцену, включал мозг и, вместо того чтобы раскрепоститься и отдаться интуитивному порыву, начинал размышлять. Однажды преподавательница велела нам сыграть этюд на тему «Комсомольцы идут на стройку»:
— Поднимайтесь на сцену и идите на стройку!
Иду, повторяя про себя: «Я комсомолец, комсомолец… Я комсомолец!» — и сам себе не верю.
Сказал об этом преподавательнице.
— А-а-а!.. Тогда вы не можете быть актером…
И я ей почти поверил! Но желание стать артистом было большое, и консерваторию я все же не оставил.
Итак, получив диплом, мы с двумя приятелями подписали распределение, забросили в грузовик свои раскладушки и чемоданчики и поехали в маленький город Капсукас.
Как я был счастлив!
Я в театре — и свободен! Получал, конечно, мизерные роли, с алебардой у входа стоял…
— Ваша любовь с будущим доктором к этому времени закончилась?
— Любовь продолжалась. Она приезжала ко мне, но мы только целовались.
Мне страшно повезло, что через полгода театр, в котором я служил, закрыли. И меня взял режиссер из Каунаса Генрикас Ванцявичюс. Я ничего не умел, но что-то он во мне увидел.
В Каунасе проработал четыре года, жил в гримерке, раскладушку свою там ставил. Но главное — я работал в театре, и это все искупало!
Меня завораживала театральная атмосфера, особенно ночная, после спектакля, когда монтировщики разбирают декорации, все расходятся, и огромное здание пустеет... Было в этом что-то волшебное!
— А что стало с вашей девушкой?
— Разлука сыграла свою роль. Иногда в Каунасе я ходил на танцы. Молодой ведь еще был... И девушка моя об этом узнала: подружка ей сказала, что я с кем-то гуляю... Она обвинила меня в неверности, и наша любовь закончилась. Видимо, ей были не по душе актеры...
— Как можно быть неверным, если любовь чисто платоническая?
— Я тогда был наивным романтиком. И очень несмелым. На большее, чем поцелуй, я не отваживался, да и она была против большего… Мы расстались по ее инициативе, но я все равно продолжал любить, хотя продолжения эта история не имела.
Карьера моя между тем шла по нарастающей. Слава богу, что я попал в руки к Ванцявичюсу, знаменитому режиссеру и очень хорошему педагогу. Спустя четыре года после начала моей работы в Каунасе он поставил пьесу Стейнбека «О людях и мышах», где играл я, совсем еще молодой, и актер Витаутас Томкус, который в фильме «Никто не хотел умирать» исполнил роль лесного брата. Спектакль имел успех. Потом Ванцявичюса перевели руководить Вильнюсским академическим драмтеатром, и он взял с собой нас с Томкусом.
Первая работа, которую мне дал Ванцявчюс в Вильнюсе, — роль в пьесе Жана Поля Сартра «Затворники Альтоны».
Тогда-то я и стал настоящим актером. Пьеса мне безумно нравилась, персонаж так увлек, что я начал изучать философию экзистенциализма — без этого Сартра не поймешь, не докопаешься до того, почему твой персонаж ведет себя так, а не иначе.
Роль затянула меня до какого-то опасного предела. Иногда актеры так увлекаются, что потом не могут выйти из образа. Он начинает мутить твой разум, и это очень опасно. Таких вещей надо избегать.
Вот, например, Смоктуновский сыграл в БДТ князя Мышкина в «Идиоте» и потом во всех своих ролях немножко идиота играл — да и в жизни тоже.
