Но куда было деваться? Я запомнила день, когда сын в животе впервые зашевелился. Юра это отметил по-настоящему, по-мужски. Сижу, готовлюсь к экзаменам, читаю Карло Гоцци. А у Юры — тусовка, за стеной гремит магнитофон, ребята танцуют, заниматься невозможно. Выхожу на кухню — Юры нет. Спрашиваю, где он, а на меня все как-то странно смотрят и неопределенно показывают в сторону ванной. Стучусь. Дверь открывает сконфуженный Юра, за его спиной стоит девушка... В этот раз скандала я не устроила, пощечину не влепила, хотя и хотелось. Меня так тошнило, что было не до этого. Вот в тот день ребенок мой и зашевелился в животе...
В общем, «мешок обид» на мужа наполнился уже под завязку.
Я оправдывала Юру, убеждала себя, что он не виноват. А муж никогда не просил прощения. Я прекрасно понимала, что ситуацию в другое русло уже не повернуть, но чего-то все ждала... «Сталинград так просто не сдается...» — не очень уверенно говорила я себе.
Мы жили вместе, но жили как два чужих человека. Уйти мне было некуда. И я Юру тихо ненавидела. Задумываться, что делать — разводиться, не разводиться, — мне было некогда, я думала только о ребенке: как его накормить, как достать продукты и переслать в Волгоград.
— В результате ты пошла на работу?
— Я устроилась страховым агентом. Тогда еще на дверях в подъезды не было кодовых замков, и люди спокойно пускали меня в квартиры.
За три дня выполняла план, за это мне платили очень хорошие деньги. И вот тогда я смогла уйти от мужа, снять квартиру. Так что я была замужем один раз и всего один год…
— Ян, наверное, бабушку мамой называл?
— Нет, мамой он звал меня — я же периодически приезжала. Сын меня обожал. «Мамусечка моя, голубиська моя, полюби меня замуж», — говорил он. Когда я садилась в поезд, сын бежал следом, вырвавшись от бабушки, и кричал: «Мама! Мама!..» Моя мама страшно боялась, что Яська попадет под поезд. И несколько раз мы с ней договаривались, что сын не поедет меня провожать, но он так плакал, так умолял, что мы снова и снова брали его на вокзал. И каждый раз у меня от боли разрывалось сердце. Я ехала в поезде и не понимала, зачем мне эта Москва, для чего мне эта профессия, когда у меня нет самого главного — ребенка.
— Какие отношения у Яна с отцом сейчас?
— Близилось Яськино восемнадцатилетие.
Приехали все родственники из Волгограда. Вдруг раздался телефонный звонок: «Здравствуй, Вера, это Юра. Можно я приду на день рождения сына?» Я от неожиданности сказала: «Приходи». Никому не стала рассказывать об этом звонке, подумала: «Скажу, а он не придет. Опять сделает Яну больно». Ведь сын очень хотел, чтобы у него был отец.
Когда с ним, совсем маленьким, мы гуляли в Волгограде, он, заглядывая в лица прохожих, останавливался и спрашивал: «Мама, а это мой папа?» Я, извинившись перед незнакомым мужчиной, говорила: «Нет, сынок, это не твой папа».
А он вырывался и, подбегая уже к другому мужчине, опять спрашивал: «Мама, это мой папа?» Я еле сдерживала слезы. Он рос и мечтал, чтобы у него был отец.
13 ноября раздался звонок в дверь и вошел Юра. Я позвала Яна: «Сынок, смотри, кто пришел». Ян его увидел и оторопел. Помню слезы в его глазах. Похоже, это был самый «сильный» подарок на восемнадцатилетие. В тот вечер они все время уединялись, разговаривали и после этой встречи стали не разлей вода. Для Яна папа — гуру! И попробуй что-нибудь теперь сказать не так про него. Плохо, что Юра не был участником взросления Яна, но, думаю, не только я об этом жалею. Сам он, наверное, сто раз пожалел, что многое упустил. Невосполнимо многое… — А ты была верна мужу?
Неужели за такой красавицей не ухаживали в институте?
— Ухаживали, но была верна. А вот когда мы расстались, у меня начался роман…
Так получилось, что мой педагог Олег Николаевич Ефремов в Московский Художественный театр никого с курса не взял. Стало понятно, что я остаюсь без работы. А тут незадолго до окончания института я познакомилась с артистом МХАТа. Слава предложил мне роль в антрепризном спектакле «Мастер и Маргарита». Сам он играл Воланда, я читала текст от автора, иногда за Маргариту и Геллу. С этим спектаклем мы поехали на мои первые в жизни гастроли. И разве не удивительно, что по прошествии стольких лет я и сейчас продолжаю играть «Мастера и Маргариту»! Когда звучат слова «В этом романе ее жизнь!», я вкладываю в них особый смысл...
Была весна.
