Дело в том, что все женщины, которые в разное время жили с отцом, были слабее, чем он. Марина же действительно оказалась человеком необыкновенной силы. Она с тринадцати лет кормила свою семью, вообще многое повидала в жизни, умела держать удар. Глядя на нее, об этом никогда не скажешь. Я сам был не раз свидетелем того, как эта обаятельная женщина поворачивала в свою сторону любую спорную ситуацию.
— Никита, ваш отец не был ни антисоветчиком, ни диссидентом. Объясните, почему в советские времена он находился под цензурным запретом? Из-под пера Евтушенко и Вознесенского выходили не только нужные тогда стихи, но и откровенно нелицеприятные для режима вещи, но их в СССР, по крайней мере, издавали. Высоцкого же не только не печатали, долгое время его мало кто знал в лицо, многие его песни считались... народными!
— Да, это точно, долгое время его песни действительно считались народными. Отец рассказывал: когда в 1964 году он пришел в Театр на Таганке показываться новому режиссеру Юрию Любимову, то первое, что услышал, — свою песню «В тот вечер я не пил, не пел, я на нее вовсю глядел...», которую исполнял на сцене актер Алексей Эйбоженко. В тот момент там как раз шла репетиция спектакля Петра Фоменко «Микрорайон», который он ставил тогда в Театре на Таганке. Представляете удивление отца?! На этом, впрочем, оно не закончилось. Отец буквально остолбенел, когда купил программку к этому спектаклю, где черным по белому было написано, что во втором акте звучит песня «В тот вечер я не пил, не пел, я на нее вовсю глядел...», слова и музыка которой, указывалось в программке, — народные.
То есть ни Петр Фоменко, никто из актеров и не догадывался, кто действительно был автором той песни, которую, к слову, отец написал за полтора года до своего появления на Таганке, о котором я рассказал.
При этом не соглашусь с вами, что отец был под прямым запретом. В конце концов, он работал в театре, выступал с концертами, со скрипом, но выходили его миньоны, снимался в фильмах... Другое дело, бывали ситуации, когда ему все это перекрывали: концерты запрещали, в ролях отказывали, песни, за которые он уже получил деньги, выбрасывались из картины, как это было, например, с «Белым безмолвием» и с «Конями привередливыми» из «Земли Санникова». Причем все это не было связано с какими-то конкретными его текстами или конфликтом с кем-то из представителей власти.
По-настоящему тяжело ему пришлось, пожалуй, лишь после того, как летом 1968 года в газете «Советская Россия», в то время органе ЦК КПСС, была опубликована статья «О чем поет Высоцкий». Понятно, что появилась она по указке сверху. Чья это была «заказуха», понять сложно. Но смысл ее был в том, что, мол, песни Высоцкого неизвестно куда ведут: это блатная романтика, их слушают только маргиналы, алкоголики, люди, сидящие в тюрьмах.
Конечно, это было глупостью от начала до конца. Отца слушали все, как принято говорить, от рабочих до академиков. Он мог по рукописной афише собрать за несколько часов тысячник, даже стадион. Выходил один с гитарой и пел. Это была не просто слава, а мегапопулярность. Вот вам забавный пример, свидетельствующий о противоречивом отношении к Владимиру Семеновичу со стороны власти. Однажды тогдашний министр культуры попросил Высоцкого подписать его пластинку, которая вышла в Париже, и министр ее оттуда только что привез. Отец поинтересовался, почему бы «Мелодии», главной звукозаписывающей фирме СССР, не выпустить его двойной диск, который он записал к тому времени вместе с Георгием Гараняном. Тот в ответ произнес что-то маловразумительное. В итоге пластинка эта вышла в Советском Союзе лишь в начале девяностых...
