Трудности в институте наложились на сложный личный период. Скажем так, был неприятный любовный опыт. Я резко повзрослела лет на десять: не стала смелее или умнее, а внутренне постарела, ушла наивность, пришел начальный цинизм. Когда окружающие замечали эти перемены, я отшучивалась: «Жизнь побила».
За одну двойку отчислять меня из института, конечно, не стали — все же я не была профнепригодной. К тому же детей знаменитых артистов выгоняют чаще всего за дисциплину. А у меня с этим никогда не было проблем.
На втором курсе начались наблюдения за людьми — работа над образами, характерностью. Это потом может пригодиться в комедиях. У меня было три зарисовки. Женщину в зале суда я сняла с одной из популярных в то время передач. Сериал с психологом, разыгрывающей историю на куклах, подарил мне еще один образ. А музыкальное наблюдение я сделала на Елену Ваенгу — меня до сих пор хвалят за эту работу. Я училась учиться и делала в этом успехи. Даже от ролей отказывалась, если съемки были не на каникулах. «Институт закончится, а кино — это навсегда», — говорили мне в агентстве.
После «Щуки» я шагнула на с детства знакомую сцену Театра сатиры. Александр Анатольевич Ширвиндт, который был художественным руководителем, ставил мой дипломный спектакль — у меня была главная роль в водевиле. Я играла экстравагантную певицу. Пятерых из этого спектакля Ширвиндт пригласил в свой театр. И я была в их числе. В Сатире я уже десять лет.
Первый мой выход был в массовке спектакля «Свадьба в Малиновке». У меня не было ни одного слова, но я очень готовилась — нашла косу, ленты, придумала, что буду делать. «Никогда не отказывайся от маленьких ролей. Сегодня ты в массовке, а завтра — в главной роли. Для театра это нормально», — говорила мама. Оказавшись с мамой на одной сцене, я боялась при ней шагу ступить.
