— Да ради бога, не хотите, как хотите, я обедать пойду.
Поехала домой. Через десять минут позвонил агент: «Света, в чем дело? Мне звонят со скандалом люди, говорят, ты устроила истерику, неприлично себя вела и ушла с проб!» Я рассказала, как все было на самом деле. Теперь перед пробами всегда спрашиваю: «Партнер будет? А режиссер?» — чтобы не попасть в такую же историю.
— Ваш роман с Александром Жигалкиным начался именно в тот сложный период, когда у вас ничего не складывалось?
— Вообще, мы знали друг друга давно. Саша тоже щукинец, он преподавал на курсе у Наташи, мы встречались на дне рождения училища, и у нас много общих друзей и знакомых. Сначала я снялась у него в главной роли в пилоте «Ворониных» — адаптации американского сериала. Российские производители меня утвердили, заключили договор. Я отказалась от других предложений, потому что это был очень большой проект. Через неделю американцы меня забраковали и договор расторгли, правда выплатили большую неустойку. На эти деньги я потом жила три или четыре месяца, потому что потеряла другие проекты. С Сашей надолго рассталась как с режиссером. Снова мы встретились, когда я снималась в «Монтекристо», в студийном комплексе «Амедиа». Он сказал: «Я так рад, что у тебя большая работа, потому что у нас не сложилось».
Спустя какое-то время возник проект «Айтишники». Мой агент спросил:
— Пойдешь в пилот? Съемки в Киеве, заплатят за три съемочных дня.
— А кто режиссер?
— Жигалкин.
— Конечно пойду!
Мы съездили в Киев, сняли пилот. Когда прилетели обратно в Москву, Саша сказал:
— Ну, передавай привет Олегу! Я же и у него преподавал, мы давние знакомые.
— Передам обязательно, только мы развелись. А ты передавай привет своей жене Даше.
— Да мы разведены уже лет десять...
В то время я не верила, что в жизни бывает как в кино: героиня увидела мужчину и поняла, что это ее человек, они должны быть вместе. Но в тот момент, когда мы с Сашей прощались в аэропорту, подумала: «Господи, как не хочется расставаться! Как жаль, что он семейный человек!» И обрадовалась, когда выяснилось, что Саша свободен. Однажды он позвонил и предложил встретиться, выпить кофе, и я полетела как на крыльях. Так все началось.
Маше тогда было пять лет, и для меня было очень важно, как она отнесется к Саше. Но он оказался таким замечательным и вел себя так правильно и деликатно, что все сложилось как-то органично, само собой.
Однажды я пригласила Сашу к нам на ужин и сказала Маше, что придет мой очень дорогой и близкий друг, и я хочу, чтобы она тоже с ним подружилась. В ходе ужина Саша стал расспрашивать Машу, чем она занимается, что любит. И моя дочь, которая обычно не врала, заявила, что любит живопись и хотела бы писать маслом или пастелью, но у нее ничего нет — ни красок, ни мольберта. В следующий раз Саша пришел с мольбертом, масляными красками и пастелью из магазина для художников. Мы с Машей переглянулись. Она сказала: «Мам, я действительно все это хотела, я теперь буду рисовать!»
Саша долго ходил к нам ужинать. Иногда мы еще гуляли все вместе, потом он шел к себе домой. Жил неподалеку. Однажды Маша спросила: «А чего ты все время уходишь? Оставайся у нас». Мы с Сашей были обескуражены, потому что напридумывали себе сложностей — что у девочки может быть психологическая травма, что она не примет нового мужчину мамы. А Маша видела наше счастье, нашу любовь, ей было хорошо рядом с нами, и она все решила за нас, одним махом покончив со всеми нашими опасениями и комплексами.
Потом было много всего, и Саша всегда был невероятной опорой и поддержкой для Маши, очень много делал для нее и делает. За что я ему безумно благодарна.
