— Фильм наделал шума. После него вас заметили? Пошли интересные предложения?
— Все говорили: «После премьеры тебя заметят, у тебя все попрет!» А у меня не то что не поперло — несколько лет вообще толком не было работы. Я ходила на пробы и слышала:
— Неужели это вы снимались в фильме «Охота на пиранью»? Там как будто другой человек...
— Вы ожидали увидеть девушку в заляпанной футболке и с отрезанными волосами?
И ничего не складывалось.
Наверное, это было испытание, посланное свыше. Я ведь ожидала, что теперь все изменится, и получила подтверждение известной фразы о том, что человек предполагает, а Бог располагает. Сколько бы мы ни планировали, предугадать ход событий не можем.
Я быстро это поняла и приняла. Конечно, было тяжело и в материальном, и в профессиональном плане. Когда долго не работаешь, теряешь форму и уверенность в том, что кому-то нужна, что возьмут именно тебя, а не кого-то другого. Актерская голова вообще совсем не так устроена, как у остальных людей. Нас ведь очень много — и девочек, и мальчиков, и дяденек, и тетенек, и из нас бесконечно выбирают.
Мы постоянно проходим какие-то пробы и находимся в подвешенном состоянии: позовут или не позовут, пропустят дальше или не пропустят, возьмут или не возьмут. Нас рассматривают со всех ракурсов — толстый ты или худой, какие у тебя зубы, улыбка, отрицательное или положительное обаяние. Фильмография, по большому счету, никого не волнует. Иногда на пробах даже имени твоего толком не знают: «Простите, я не расслышал, как вас зовут? Вы что-то оканчивали?»
К сожалению, в нашем кино становится все больше и больше людей, занимающихся им просто по приколу или потому, что в него их кто-то устроил. Не так давно была на пробах, которые проводил молоденький мальчик-режиссер, весь в татуировках, пирсинге, с тоннелями в ушах. Подумала: «Батюшки, какой модный парень! Наверное, очень талантливый, раз ему дали такой проект». Попыталась прояснить некоторые детали:
— У меня вопрос по сценарию...
— Ой, не спрашивайте, я его еще не дочитал.
— Как?
— Да меня прикрепили два дня назад, я не успел.
— И вы как режиссер считаете это нормальным?
— А что, вам это не нравится?
— Мне — нет.
— Ну, можете уходить.
Я встала и ушла.
Или еще одна замечательная история, никак не могу ее забыть. Пригласили на кастинг, прислали душераздирающую сцену. Там слезы, крик, потеря ребенка. Жена рвет на муже рубашку. Обычно профессиональные люди не берут такие сцены на пробы. Я себя уговорила, что справлюсь.
Приехала на «Мосфильм». В нужной мне комнате увидела парня с фотоаппаратом, как выяснилось, помощника оператора. Именно он снимал пробы. Режиссер отсутствовал. Как и партнер, с которым я должна была играть сцену. По-хорошему, надо было сразу уйти. Но на тот момент у меня не было работы, это были единственные пробы, и я понимала, что должна зарабатывать деньги и кормить семью вместе с мужем, помогать ему в этом.
Спросила, как технически играть без второй стороны. А парень всю дорогу жевал жвачку. «Да вы не парьтесь, — сказал он, — все нормально сейчас сыграем». Вынул изо рта жвачку и приклеил на пенопластовый отражатель: «Вот сюда смотрите». У меня потекли слезы градом: во-первых, оттого что я очень переживала эту сцену внутри себя, волновалась, готовилась. А во-вторых, оттого что ожидания мои не оправдались, все было настолько несерьезно и оскорбительно по отношению к моей профессии, моим чувствам!
Парень удивился:
— Чего вы плачете?
— Я окончила театральный институт, десять лет проработала в академическом театре и должна сейчас играть серьезную сцену со жвачкой? Искренне, по-настоящему, на полную катушку?
