Одета Елена Сергеевна всегда была в соответствии со своей яркой индивидуальностью. Чаще всего я видела ее в длинном одеянии, когда не поймешь — халат это или вечерний туалет. Синий шелк с серебряной нитью, на нем восхищавшие меня пуговки — ажурные серебристые шарики. Летучая улыбка, легкий жест, рыжеватая короткая прическа. «Миша признавал только свободные волосы, — вспоминала она. — Говорил: если у женщины прическа со шпильками и заколками, то это — не женщина!»
Как-то при мне Елена Сергеевна плохо себя почувствовала, и к ней пришел ее домашний доктор Шапиро. Старичок с бородкой клинышком, с черным округлым «чеховским» саквояжиком. Он нервничал, заполняя шприц, а она говорила: «Не волнуйтесь, со мной ничего не случится. Я не умру, пока не будет издано все Мишино». Она действительно дала такую клятву перед смертью Булгакова, и ей удалось добиться, что все его основные произведения были напечатаны при ее жизни.
У Михаила Афанасьевича и Елены Сергеевны в середине 30-х годов были счастливые времена. Изданный теперь дневник Булгаковой пестрит сообщениями о приемах и застольях, о визитах в американское посольство, на премьеры и в рестораны. В те годы в театре возобновили «Дни Турбиных», и Михаила Афанасьевича взяли на работу во МХАТ в качестве помощника режиссера. Он даже попробовал себя в актерском искусстве — сыграл судью в «Пиквикском клубе». Перечень блюд в дружеских застольях тех лет у Булгаковых стал даже поводом для предположения ретивых исследователей, что Елена Сергеевна была агентом КГБ! Правда, те, кто это написал, оговаривались, что доказательств нет, но ведь шампанское и семга! Да еще американское посольство! А ларчик просто открывался — стоит только посмотреть цены на продукты в те времена. Шампанское и икра, не говоря уже о семге, в те годы в Москве (как, кстати, и в 50-е — годы моего отрочества) были доступны семьям среднего достатка. А пьеса «Дни Турбиных» шла чуть ли не по всему миру. Я сама читала справку ВОКСа (Всесоюзное общество культурных связей), где черным по белому было написано, что пьеса «Дни Турбиных» разрешается к постановке в любой стране, кроме СССР! Пьеса эта шла и в Америке. Игравшие ее актеры приезжали в Москву и, естественно, хотели познакомиться с ее автором. К тому же сам посол, господин Буллит, был поклонником творчества писателя, неоднократно смотрел его пьесу во МХАТе и вел переговоры о переводе на английский язык «Кабалы святош». И хотя ловкие дельцы умело крали булгаковские зарубежные гонорары, какие-то крохи, в основном стараниями парижского брата, доходили и до драматурга.
