Что ж. Я больше не удивлялся, что когда она взглянула на это зеркало, оно разбилось.
Разумеется, Гурченко не сразу стала для меня Люсей. Конечно, сначала я называл ее Людмилой Марковной, но актриса сама попросила обращаться к ней по имени. У меня, правда, иногда вырывалось другое имя, которое я сам ей дал и каким любил называть ее про себя — Люсинда. С одной стороны, уважительно, с другой — передает ее потрясающий характер, силу воли...
С самых первых репетиций меня поразило Люсино отношение к театру, к работе. Ведь уже не 20-летняя девочка, полная молодого задора, — а работоспособность невероятная! Все актеры на репетицию, как правило, опаздывали. Гурченко приходила всегда вовремя и оказывалась первой. Спокойно делала грим и садилась под дверью. Потому что зал закрыт, никого еще нет... Когда я приезжал и это видел, мне становилось очень неудобно. Я подошел к Ширвиндту и попросил его приезжать пораньше на 10 минут. И что вы думаете? Мы все стали являться вовремя — так Людмила Марковна еще раньше начала приезжать!
На репетициях, когда все еще были с тетрадками, она сразу показала полное знание всего текста, чем многих удивила. Ей говорили: «Ну это вы поторопились... Выучили слишком рано, потом забудете!» Но она не забыла! Мало того, на репетициях Гурченко играла с полной отдачей. Как перед кинокамерой! Чем явно Ширвиндта смущала. Я Людмиле Марковне однажды тихонько сказал: «Да вы не старайтесь так... На репетиции можно вполноги». Как же она на меня посмотрела! И буквально на следующей сцене выдала все — и слезы, и истерику. Будто у нее атомный реактор внутри был... Ширвиндт совсем испугался: «Что же с ней на премьере-то будет?» Иногда ночью меня будил звонок Людмилы Марковны, часа так в два ночи. Я хватал телефон, поначалу пугался:
— Что-то случилось?
И тут же голос:
— Мне приснился удивительный сон. И я поняла, как нам надо эту сцену играть...
В итоге мы несколько сцен в наши спектакли включили из ее снов. То есть и во сне она продолжала работать! Я не знаю, когда она отдыхала вообще!
Премьера прошла замечательно... А после нее к Гурченко подошел уже очень старенький Валентин Плучек, который по-прежнему занимал должность художественного руководителя, и сказал:
— Люся, я делаю тебе предложение. Приходи в наш театр!
Она спокойно ответила:
