— Отец не пытался учить детей русскому языку?
— Он очень хорошо говорил по-французски и общался с нами исключительно на нем, потому что мама не знала русского. Я сожалею, что не выучила русский: в детстве мы легко могли бы его освоить, а сейчас на это у меня уйдет слишком много времени и сил. Но я различаю русский на слух, на нем разговаривали между собой наши тети. А отец на русском пел песню бурлаков «Дубинушка», мы с братом Пьером пытались подпевать или аккомпанировали ему на губной гармошке.
Папа обладал великолепным басом. Он собирал пластинки с записями Шаляпина, музыкой Бородина, которые я с удовольствием слушала. А Пасху по православному календарю мы отмечали с нашими тетями, его сестрами Верой, Надей и Людмилой, которые пекли куличи и красили яйца.
— С кем родители дружили, кто был вхож в ваш дом?
— Друзьями были в основном наши соседи, еще директор школы, где мы учились, инструктор по горным лыжам, таксист и его жена (дружим до сих пор), женщина, заботившаяся о брошенных детях, человек, оказавшийся в ловушке политического дела (мама о нем писала), наша домработница...
Родители были знакомы с некоторыми известными людьми, но по большому счету знаменитости не проявляли к ним интереса. Анн и Серж Голон не считались «настоящими» звездами по той причине, что официальная критика смотрела на «Анжелику» свысока, хотя я уверена, что никто из критиков романа не прочитал из него и страницы.
Наши родители не были светскими людьми. Им нравилась простая жизнь с детьми на природе, там хорошо писалось. Родители тихо радовались успеху романов об Анжелике. А агентство, владевшее правами на книги, с самого начала делало все, чтобы держать авторов в тени, заявляло, что это оно изобрело «рецепт успеха» Анжелики. Родители не участвовали в автограф-сессиях, их не приглашали на кинопремьеры, когда романы были экранизированы. Первая мамина автограф-сессия состоялась на книжной ярмарке во Франкфурте, когда ей исполнилось восемьдесят шесть лет!
