— Вот, Рубен Николаич, жил у нас в дяревне один старик...
Дед оживился:
— Рассказывайте, Шуронька, рассказывайте, я очень люблю слушать ваши истории. И что старик?
— Жил старик, жил да и женился на молодой.
— Сколько ему было лет?
— Шестьдесят девять, — Шура не отходила от точных дат.
— А ей?
— Двадцать восемь, Рубен Николаич.
— Как замечательно, когда пожилой женится на молодой! Какая, понимаете, новая энергетика! Какое звездное, понимаете, небо открывается!
— Да, Рубен Николаич, — соглашается Шура, — ета енергетика, конечно, и ето звездное небо... Через год, правда, помер!
— Шура, уйдите отсюда! — кричит в гневе Симонов.
Домашние вечно были Шуре должны. Не знаю, каким образом, но у нее всегда были припрятаны деньги и вся наша семья стреляла у нее трешки. Однажды дед решил навести в доме порядок. Вызвал ее к себе: «Шура, мне тут сказали, что домработница обязательно должна давать отчет о покупках». Шура жутко обиделась. До этого она просто брала деньги и с шофером уезжала на рынок за продуктами. На следующей неделе после поездки на рынок ею был составлен «отчет». На листе бумаги кривым столбиком значились только цифры: «Рубль двадцать пять, три двадцать, два семьдесят, шестьдесят копеек, двадцать копеек...»
Дед повертел листок в руках и спрашивает:
— Шура, а за что это заплачено?
— А вот за что, Рубен Николаевич, так это я знаю, за что! — сурово отчеканила та в ответ.
— Ваш дед предполагал передать театр сыну?
— В Вахтанговском театре, которым руководил дед, мой отец работал режиссером, но тогда это считалось семейственностью. Когда Екатерина Фурцева предложила отцу возглавить Малый театр, дед устроил грандиозный скандал: «Ты вахтанговец! Ты не имеешь права изменять театру! Лучше я уйду!» Неделю, помню, они не разговаривали. Спустя время как-то ночью дед постучался в спальню отца: «Женя, выйди на минуточку. Вот что я тебе скажу: иди в Малый театр. Это театр СССР, а мы российского подчинения. Когда помру, они все на мое место полезут, а ты сверху спрыгнешь!»
Во время представления тридцатисемилетнего главного режиссера Евгения Симонова* труппе Малого театра в зале сидели Жаров, Бабочкин, Царев, Ильинский. А на это место метил Бабочкин. После приветственных слов Фурцевой он встал и с ехидцей сказал: «Большое спасибо, Екатерина Алексеевна, за этот подарок для Малого театра. У Симонова есть все, чтобы руководить. Малый театр — это театр, несущий партийное искусство, а Симонов — беспартийный. Малый театр — это театр Щепкина, а он вахтанговец, и наконец, наш театр — это старейший русский (!) театр, а он армянин. Еще раз спасибо большое за этот подарок!»
Потом каждый раз при встрече Бабочкин говорил отцу: «Я все равно займу твое место». Так и случилось... Мы с отцом часто ходили на Новодевичье кладбище на могилу деда. Однажды он попросил меня: «Мальчик мой, когда умру, похорони меня рядом с отцом». Но в один прекрасный день мы пришли навестить могилу дедушки и увидели, что напротив лежат венки и стоит портрет Бабочкина. Так он занял место отца. Отец же, как и предполагал дед, после его смерти перешел главным режиссером в Вахтанговский.
