Разве я мог отказать? Она жила на Пушкинской площади, где сейчас располагается «Макдоналдс». Зашли. В углу прихожей стоял сундук. Любовь Петровна, не снимая шубки, открыла его, долго копалась, потом достала остатки платья. Того самого! Желтые лоскуты! На глазах кинодивы я увидел слезы, она сказала с большим чувством: «Жора, это была не вставка черная — а бант! Черный бант! — потом предложила: — Жорочка, пожалуйста, давайте посидим».
Я остался. Мы выпили чаю и даже немного вина. И разговаривали. Точнее — говорила она. Сказала, что муж, режиссер Георгий Александров, отправился по делам в Ленинград, он часто уезжает, она уже привыкла быть одна. Делилась, что почти нет работы. В Театре Моссовета дали всего две роли. Одна — в спектакле «Странная миссис Сэвидж», которую раньше играла Фаина Раневская, а теперь они с Верой Марецкой по очереди. «Вера меня терпеть не может, и это заметно», — жаловалась Любовь Петровна. Главный режиссер театра Юрий Завадский — бывший муж Марецкой, которая и после развода с ним оставалась в театре примой, Орлову тоже недолюбливал. Он не хотел брать ее в театр — ну зачем обожаемой им Марецкой конкурент ка на сцене, да еще сама Орлова? Настояло Министерство культуры, мол, Любови Петровне тоже нужна работа. «Во втором спектакле, — говорила звезда, — декорации испортились, ремонтировать Завадский не торопится, видно, что буквально выживает меня из театра». Я слушал и сочувствовал. А что мог ответить, чем помочь? Когда уезжал, звезда сняла со стены свой портрет и подарила, подписав.
Мы работали еще десятки концертов — я договаривался, чтобы приглашали именно Любовь Петровну. Ей эти поездки были нужны как воздух, она казалась очень одинокой.
Порой я сам себе завидую — с такими личностями общался. Даже видел обеих муз Владимира Маяковского! Лилю Брик — в 1967-м, в Доме работников искусств в Каминной гостиной проходил ее творческий вечер. Мне, конечно, хотелось взглянуть на нее, понять, чем же она привлекла поэта. Судя по его письмам, которые были опубликованы, Брик должна быть как минимум богиней, он пишет ей с невероятной нежностью: «Дорогой мой Лиленочек, милый мой Лиленочек, ужасно любимый... Твой, твой, твой...» Брик рассказывала долго и не безынтересно — о своей жизни, о Маяковском. Потом были вопросы зрителей. И я задал свой, идиотский:
