Актерское пришло вовсе не из-за фамильного. Задолго до института — в театре «Приют комедианта» я увидел, что даже на крохотной сцене в подвале можно ощутить удовольствие от работы. Понял магию пустого зала, когда светит только пара софитов.
Я пятнадцать лет в антрепризе, и этого чувства уже не ухватить — спешка, все меняется, люди, города, — стараешься просто прийти и максимально хорошо отработать. Все другое. Нет длительных репетиций с подробным разбором ролей и сцен. В театре у Томашевского я работал два года до института, там же случились в мои четырнадцать лет первые гастроли. Ездили в Калининград и Советск, потом в Пятигорск и Москву. Столица запомнилась эпохальной очередью в «Макдоналдс», даже не понял тогда, что все эти люди жаждут попасть в знаменитый американский общепит.
В тот же приезд получил неожиданный бонус — разговор с Иннокентием Смоктуновским. Не помню, о чем именно мы беседовали в театральном буфете, но подарок был ярок и ощутим. Кстати, я, еще не видя его, по окружающим, по изменившейся атмосфере понял, что в помещение вошел большой артист. Никогда прежде не наблюдал ничего подобного, хотя жизнь сталкивала с яркими людьми.
— А с отцом на тему профессии вы общались?
— Ни разу. Мне хватало осознания, что Стржельчик — актер выдающийся. Большего не было нужно. Невозможно повстречаться в свои двадцать лет с человеком, который находится на вершине, и суметь заинтересовать его. Наверное, существовали и другие обстоятельства... Я не анализировал почему — просто принял. По сути, мне этот контакт был абсолютно не нужен. Больше скажу, заговори Владислав Игнатьевич со мной, я бы не знал, о чем его спросить. И думаю, было бы странно, скажи он: «Мне жаль». Никакой невосполнимой утраты я никогда не ощущал.
— А что вы почувствовали, когда сами стали отцом? Вы женились и завели детей довольно рано.
— Надо признать, к рождению детей мы с Асей оказались совершенно не готовы. Главное, даже не понимали, что такое семья. У меня нормальной модели в голове точно не было. И потом девяностые годы — развал кругом царил страшнейший! Все были нацелены даже не на карьеру, а на то, чтобы раздобыть хоть какие-то деньги.
Первые года четыре мы просто решали текущие проблемы: покупали близнецам молочные смеси коробками, доставали импортные каши и одежду. Спали с женой по очереди, потому что младенцы ни в какую не хотели отдыхать одновременно. И наши бытовые метания вместе с серьезной усталостью как-то затерли все чувства. Конечно, я был счастлив. Но вспомнить какие-то детали сложно.
