...Никогда не забуду пятнадцатое августа 1990 года. Мы с Курехиным снимались на крыше на Невском. Вдруг прибегает Африка, подходит к Сереже и что-то ему говорит. Тот смотрит на меня и тихо произносит:
— Витя погиб.
— В смысле...
— Разбился на машине сегодня на рассвете.
Я покачнулась, меня подхватил за локоть Сережа — мы же стояли на крыше.
На похороны Цоя пришло очень много людей. Все вокруг плакали. Там я впервые увидела его маму и поняла, почему он все время говорил, что мы похожи. Маленькая, хрупкая, лучистая, добрая. Он ее очень любил.
А с Курехиным мы расстались очень плохо. Прилетаю в Ленинград из Пицунды. Я так по Сереже соскучилась, думала умру, если немедленно не увижу. Сижу у Аркаши. Тот позвонил Курехину и сказал «пароль»: «Ваня прилетел!» И пока я ждала его, Аркаша надо мной издевался: «Какая ты нетерпеливая! Ой, неужели так хочешь его видеть?» А Сережи все нет и нет. Несколько часов этот гад ходил за мной и издевался над моими мучениями.
Чего я только не передумала! Оказалось, Сережа не мог выехать, был занят. Но я этого не знала, а тут еще Аркаша меня завел. Когда наконец прибежал, я даже не встала с дивана. Лежу и злобой исхожу. Он бухнулся на колени, потянулся меня поцеловать, а я губы обиженно надула и отвернулась.
— Это что? Всегда так будет?! — он даже отпрянул от меня. Ему дома семейных сцен хватало. А тут я. — Мне так не нужно... — встает с колен и выходит.
Я за дверь, а он по лестнице сбегает вниз. Кричу:
— Сережа, Сережа!
А он только шагу прибавил.
Бросилась за ним — мне бы успеть сказать, как невероятно по нему соскучилась. Но так и не догнала. Больше я его ни разу не видела...
Сережа сгорел за несколько лет. Я не могла пересилить себя и прийти к нему в больницу, боялась сделать ему больно. Читала в интервью Ларисы Гузеевой, что она его навещала. Такая молодец! Сережа рассказывал мне о ней, об их романе в юности.
В июле 1996 года его не стало. Ему было всего сорок два года. У него обнаружили очень редкую болезнь сердца. Оно было слишком ранимое, это я уже знала. Мне кажется, что Сережино сердце не получило той любви, которой заслуживало. Он был такой распахнутый ко всему миру, сам жадно любил все: свой Питер, женщин, кино, музыку, поэзию. А вот его, по-видимому, недолюбили. Сережа подарил мне книжку «Женщины в кино» 1922 года издания. Как-то открываю ее наугад и читаю о какой-то умершей голливудской звезде фразу: «Саркома сердца неизлечима». Как странно...
Однажды мы с Верой Глаголевой встретились в Доме кино. Кинулись друг к другу, обнялись как сестры и заплакали. Потому что обе любили его. А в Доме Ханжонкова я увидела Лизу, его дочку. Она уже подросла и стала похожа на отца, просто копия.
— Лиза, ты, наверное, по папе очень скучаешь? — подошла я к ней.
— Я хочу с вашим Даней познакомиться. Мне папа рассказывал, что ты мне его ботинки передавала.
Не успела познакомить Лизу со своим сыном Даней. Она ушла в четырнадцать лет. Как мне жалко ее!
Я уехала на несколько лет в Киев. Вернулась в Москву в 1998-м. Кино тогда не снимали, «Мосфильм» превратился в какой-то склад. Но я довольна своей карьерой — успела сняться в самых культовых фильмах: «Прощай, шпана замоскворецкая...» с Колей Добрыниным, «Лох — победитель воды» с Курехиным, «Дети чугунных богов» с Сидихиным, «Трактористы II» братьев Алейниковых, «Я в полном порядке» Досталя с Любой Полищук. Все абсолютно разные по тематике, талантливые. Мне за них не стыдно.
