Десять лет я провела в путешествиях автостопом, а зимой были другие развлечения. В Доме архитектора режиссер Эрик Горошевский ставил спектакли, в которых играли музыканты «Аквариума» с друзьями. Там я впервые встретилась с Владимиром Болучевским, он всех друзей ко мне привел, и с Курехиным познакомил, и с Андреем Макаревичем*. Постепенно мы стали одной большой компанией.
Из Москвы «Машина времени» тогда приезжала на неофициальные концерты в Ленинград. С поезда Андрей Макаревич*, Женя Маргулис, Сережа Кавагое, притаскивали ко мне аппаратуру и инструменты. Вечером, если облавы не было, где-нибудь выступали. Милиция часто вмешивалась в программу рок-концертов, и всегда можно было ожидать, что увезут в отделение. Однажды всех повязали на концерте в день рождения Ринго Старра, и у ментов на столе под стеклом, рядом с разыскиваемыми преступниками, оказалась фотография ударника Битлз.
… На все лето я по-прежнему уезжала в тусовку автостопом, квартиру сдавала, чтоб заплатить потом коммунальные за целый год. И снимали у меня ее те же самые музыканты. Один год — Сева Гаккель, другой — Борис Гребенщиков*. Забавно, что жена Гаккеля Люда потом ушла к Гребенщикову, и оба лета жила у меня. Сначала с одним, потом с другим мужем. Я уже подшучивала над Андреем (Дюшей) Романовым, что у него есть шанс продолжить обычай, но флейтист «Аквариума» этой участи избежал. Дюша жил рядом, мы тесно общались. Уходя в армию, он оставил мне пластинки Джона Денвера. Кто бы мог подумать, что через десять лет этот знаменитый американский музыкант приедет в Ленинград и после концерта мы с ним и его группой будем гулять белой ночью по городу!
Неофициальная культура в восьмидесятые расцвела: рок-концерты, квартирные выставки картин. Со многими художниками и литераторами я подружилась благодаря Курехину. Он тогда тесно общался с поэтом Аркадием Драгомощенко и его окружением. Компания мне понравилась: все были остроумными, живыми, с ними было интересно.
А познакомились мы с Курехиным смешно. В тот день я шла в Академию художеств. По дороге встретили Володю Болучевского. Вдруг к нам подбежал симпатичный парень, с челочкой такой... Он тряс в руке лоскут цветной ткани.
— Купите, не пожалеете.
Мы рассмеялись, это и был Сергей: они тогда с Болучевским дружили, не разлей вода. Через пару недель мы уже сидели на ступеньках во время концерта Би Би Кинга как старые приятели, потом все вместе пошли ко мне в гости.
— Пианисту нужно беречь руки, — по дороге пошутил Курехин, — и взял «напрокат» мою муфту.
Болучевский тогда часто у меня ночевал: он жил в Невской Дубровке, и мотаться из центра Ленинграда домой было неудобно. Сережа обитал в районе проспекта Ветеранов, на окраине города — тоже не ближний свет. Была даже шутка: весна, тепло, у Сайгона стоит Курехин с зимней шапкой под мышкой. Его спрашивают: «Что так?» — «Когда я вышел из дома была еще зима». Шутка отражала действительность. Поэтому и он стал у меня оставаться.
