Меня часто спрашивают, какую роль сыграл в моей жизни отец. Я им горжусь. Мне хочется быть на него похожим. В скромности, гордости, достоинстве. У отца было очень правильное отношение к жизни и работе. Спокойное, несуетливое...
—В детстве, когда интересовались, где работают родители, я отвечал — в Театре Станиславского. После этого всегда следовал вопрос: «И Немировича-Данченко?» Приходилось объяснять, что это другой театр, музыкальный. В то время он был гораздо популярнее. Зато потом, когда отец перешел в «Таганку», никаких уточнений не требовалось. Театр на Таганке был единственным в своем роде, настоящим театральным советским брендом, таким же, как балет или хоккей.
Не могу сказать, что вырос за кулисами, хотя и отец, Юрий Гребенщиков, и мама, Наталия Орлова, были актерами. В театр меня брали, когда бабушки не оказывалось под рукой, не с кем было оставить. Больше всего мне нравилось у бутафоров. Рассматривать посуду, мебель, оружие было гораздо интереснее, чем наблюдать за тем, как люди играют на сцене. Хотя в то время в театре был очень сильный актерский состав: Альберт Филозов, Эммануил Виторган, Алла Балтер, Сергей Шакуров, Елизавета Никищихина, Борис Романов, Георгий Бурков, Людмила Полякова, Василий Бочкарев... И это еще далеко не все.
— Мама с папой познакомились в театре?
— Полагаю, что да. Если честно, мифология семьи никогда не интересовала. Для меня было так естественно, что они вместе, что в голову не приходило спросить: «Скажи, папа, а что ты почувствовал, когда увидел маму?» Тем более что у каждого из них это был не первый брак. Я знал, что у мамы до папы был муж, тоже Юрий, актер Центрального детского театра, а у папы — жена, Ольга Бган. (Актриса работала в Театре имени Станиславского и снималась в кино. Зрителям запомнилась в мелодраме «Человек родился». После развода с Юрием Гребенщиковым Ольга Бган вышла замуж за Алексея Симонова, сына известного писателя. Скончалась в новогоднюю ночь 1978 года от отравления. — Прим. ред.) К своим бывшим супругам мама и папа проявляли подчеркнутое уважение. У нас дома были фотографии Ольги, а с Юрием Лученко я даже был знаком. Мы встречались в Плесе, в доме отдыха ВТО. Никто из родителей никогда не делал вида, что первых браков не было, но не вдавался в подробности, и я не в курсе, как и почему они распались. Несколько лет назад телевизионщики снимали передачу о трагической судьбе Бган, позвонили:
— Может, что-нибудь расскажете?
— И рад бы, да нечего. С Ольгой Павловной не общался. Насчет жареных фактов — не ко мне...
В детстве мной в основном занималась мама — проверяла уроки, ходила на родительские собрания, подбирала репетиторов. Бабушки были на подхвате. Папина мама, Александра Ильинична, жила в Свердловске, но приезжала в гости, иногда с папиным братом дядей Сашей. А с московской бабушкой, Еленой Васильевной, я проводил довольно много времени.
Учился в самой обычной школе в трех минутах от дома. Жили мы на «Щукинской». Сейчас это престижный район, а тогда была окраина с весьма специфическими нравами. Моя жена выросла на юго-западе Москвы у метро «Университет», и у них в районе такого не было. Когда я рассказывал, что наши ребята ходили в телогрейках, шапках-«петушках» и делились на группировки по территориальному принципу, она не верила. В четырнадцать лет я уже четко понимал, куда можно пойти вечером без риска быть избитым, а где можно напороться на компанию Вовы Дерганого, Шилы или Колючего. Самым опасным кварталом считался так называемый Мосгаз — микрорайон унылых пятиэтажек с плохо освещенными проулками на берегу Хорошевского канала.
