С Ритой Жигуновой мы подружились еще в Школе-студии МХАТ. Когда она стала женой Мариса Лиепы, я очутился в балетной компании. Собирались, Миша Лавровский произносил тост:
— За рядового Шиловского!
— Почему? — спрашивал Марис.
— Потому что нам скоро на пенсию, а у него все только начинается.
Лиепа был грандиозным драматическим артистом. Как только я начал снимать «В одном микрорайоне», тут же попросил его сыграть роль человека, который создал балетный кружок при домоуправлении. Однажды встречал жену с гастролей (она у меня арфистка, работала в Светлановском оркестре), и в то же самое время в Шереметьево приземлился самолет, на котором балет Большого возвратился из Лондона.
Одним из первых вышел Миша Лавровский, увидел меня, подбежал: «Сева, ты не представляешь, что сейчас было! Проходим паспортный контроль, девочки говорят Марису: «Вы потрясающий артист! — Марис привык, что его воспринимают как кумира балетной сцены, а девчонки добавляют: — Как замечательно вы сыграли в телеспектакле «В одном микрорайоне»!» У него аж лицо вытянулось». На другой день Лиепа пригласил меня к себе и сделал царский подарок. В Лондоне на приеме по случаю гастролей балета Большого Марис познакомился с Теннесси Уильямсом, который был его поклонником.
— А мой друг поставил во МХАТе «Сладкоголосую птицу юности», — сказал Марис Уильямсу. — В спектакле играют ученики Станиславского Степанова и Массальский.
— Быть такого не может! Я слышал, что мои пьесы запрещены в СССР.
— Клянусь, это не так.
— Тогда я должен что-то написать режиссеру, — Уильямс взял пригласительный билет на банкет и написал почему-то по-французски «Севе Шиловскому от всего сердца, с почтением, искренне, Теннесси Уильямс». Храню дорогую реликвию. Ни у кого в стране не было автографа Уильямса.