Утверждая мою ставку, руководитель латвийской филармонии пристально меня осмотрел и вынес заключение: «Вижу, девочка, у тебя на руке часы, значит, твои родители не бедствуют. Посему назначим тебе зарплату в сто двадцать рублей, а дальше посмотрим, как станешь развиваться, чем удивлять». Так началась новая жизнь.
Еще я влюбилась. Эгил произвел на меня колоссальное впечатление. Он был очень красивым, импозантным, не могла оторвать от него взгляда. Все музыканты относились к Шварцу с большим пиететом, ценили его советы, а для меня, начинающей певицы, Эгил так и вовсе был просто царь и бог. Мы проводили вместе много времени, он в меня вкладывался, как Пигмалион в Галатею, лепил артистку высокого уровня. Думаю скромно: я оказалась способной ученицей. Когда выходила на сцену, для меня было высшим счастьем слышать похвалы моего дирижера. А он на них не скупился.
Эгил очень отличался от большинства советских мужчин. Ну кому, например, тогда приходило в голову открыть дверцу автомобиля и подать руку даме, которая из него выходит?! Для него же это было абсолютно естественным. Кроме того, не секрет, что после выступления музыканты обычно начинают «отрываться», особенно на гастролях, вдали от дома. А Эгил вообще не переносил алкоголь, и если ему все же приходилось выпивать в компании, он быстро пьянел и наутро у него раскалывалась голова.
Но вот незадача — Шварц, который старше меня на восемь с половиной лет, был женат, в его семье рос маленький ребенок. Да и за мной ухаживал молодой человек из театральной студии, где мы вместе играли. Когда после наших концертов в Риге Эгил уходил домой, я каждый раз с тяжелым чувством понуро брела к родителям. Зато на гастролях вечерами можно было вдвоем посидеть в кафе, погулять по улицам. В итоге романтические отношения переросли в серьезные чувства. В гостиницах Эгил, как правило, селился вместе с нашим конферансье Лебединским, и Леонид нас, что называется, прикрывал.
Испытывала ли я моральные терзания от того, что разбиваю семью? Но разве влюбленная восемнадцатилетняя девчонка станет задаваться таким вопросом? Меня больше волновало, что Эгил все не произносил заветных слов: я тебя люблю. Более того, довольно часто сомневался: «Ты такая молодая! Может, тебе только кажется, что влюблена в меня?..»