— Что решила?
— Я согласна.
Чтобы не пускаться в долгие объяснения, не сказал ничего родителям, рванул в аэропорт, прилетел в Хабаровск, и мы расписались. Свадьба была скромной, посидели за столом с мамой и подружками Татьяны. Да я и не люблю пафосных торжеств, может, потому что моя актерская натура воспринимает их как какой-то спектакль, больше нужный родне, чем молодоженам.
А с Москвой получилось так. Вполне отдавая себе отчет в том, что в столице я никому не нужен, думал устроиться в драмтеатр в районе Золотого кольца. Но поскольку паспорт оставался в Южно-Сахалинске, на самолете полететь не смог, сел на поезд до Москвы. Сразу никуда не поехал, на несколько дней попросился на постой к дальней родственнице, с которой родители почти не поддерживали отношений. Заехал в ГИТИС разведать обстановку и там встретил своих однокурсниц по иркутскому училищу, собиравшихся поступать на заочное отделение.
— Давай и ты с нами, — предложили девчонки.
— А давайте!
И тут выясняется, что экзамены давно закончились. Но Света Малыгина так просто не сдалась: «Слышала, Табаков кого-то добирает». И именно при этих словах видим Марину Зудину, идущую по коридору ГИТИСа. Девчонки уже были в курсе, что она любимая ученица Табакова. Я подойти к ней постеснялся, а Светка подошла. Марина подтвердила: да, студентов добирают, но нужны только мальчики. Светка не растерялась:
— Так пусть он покажется, вдруг это то, что вам нужно?
— Хорошо, приходите завтра вечером в подвал.
Так в актерской среде называют Театр-студию под руководством Табакова на улице Чаплыгина. Я добрался туда, выходит Олег Павлович: «Сейчас я должен бежать на спектакль, тебя прослушают мои коллеги, если понравишься, они дадут знать, дождешься меня, если нет — не обессудь».
Экзамен принимали Авангард Леонтьев, Сергей Газаров, Андрюшка Смоляков и замечательный педагог Владимир Александрович Храмов. Я с упоением читал им и Есенина, и обожаемое мною «Облако в штанах» Маяковского, и Пастернака, и Киплинга. Испуга не было, один кураж. Коллеги Табакова сказали: «Нам ты нравишься, но свое веское слово должен сказать сам Олег Павлович».
Табаков появился поздно вечером:
— Ну, давай, сынок!
Я начал с Есенина. Но он остановил и попросил прочитать одно и то же стихотворение пять раз по-разному. Я произношу:
— «Кто я? Что я? Только лишь мечтатель, / Синь очей утративший во мгле...»
А Олег Павлович говорит:
— Отлично! Сейчас ты вроде как со мной поговорил, а теперь поругайся.