— Но вас же признают дезертирами!
— Все равно не удержишь. А дальше фронта не сошлют.
Побежала к начальнику поезда, объяснила ситуацию. Тот вник, выдал истории болезни бойцов и отправил меня с ними на ближайшей остановке к местному военкому. Тот тоже оказался понимающим, выписал ребятам разрешение на поездку к родным. Вернулась на перрон, а 74-го и след простыл. Догоняла его в теплушке проезжавшего следом товарного состава.
Война постепенно откатилась от Москвы. Когда мы в очередной раз прибыли в столицу, санитарный поставили на запасные пути. Прошу начальника поезда:
— Товарищ комиссар, отпустите домой.
— Ладно, выпишу пропуск, мы тут долго еще простоим.
И вот я открыла дверь в коммуналке на Саввинской набережной, прошла по длиннющему коридору к нашей комнате, а там обосновался какой-то мужик.
— Это моя комната! — возмутилась я.
— Раз твоя, забирай ключи, тут полно свободных, поживу в другой.
Я и в ГИТИС успела наведаться. Встретила режиссера, который сидел в приемной комиссии. Тот узнал меня:
— Ты же к нам поступала. А почему в военной форме?
— Работаю в санитарном поезде.
— Жаль, мы начинаем занятия.
Я бегом назад: «Товарищ комиссар, в ГИТИСе возобновляются занятия, хочу продолжить учебу!»
А я ведь не только щи в поезде разливала и боевой листок выпускала, но и стихи раненым читала, и пела. Так что комиссар убедился: есть у меня актерские способности. И пошел навстречу — комиссовал. Я осталась в Москве. Мама еще не вернулась, моя гражданская одежда была у нее в Новосибирске. Новую купить было не на что, и на занятия я ходила в гимнастерке и сапогах.
На второй год к нам на курс пришел парень, худющий, некрасивый и страшно стеснительный. Однажды, преодолев робость, подходит и спрашивает:
— А почему ты в гимнастерке? На фронте была?
— Можно и так сказать, в санитарном поезде работала.
— Хорошо, есть с кем поговорить.
Это был Толя Папанов. Худрук ГИТИСа Михаил Михайлович Тарханов зачислил его сразу на второй курс, сказал: «Разбавишь, а то там одни девчонки». Толя пришел в институт после серьезного ранения. На фронте рядом с ним разорвался снаряд, осколками раздробило ступню. Врачи еле собрали то, что от нее осталось, два пальца пришлось ампутировать. В госпитале Толя пролежал целых полгода. В институт явился сильно прихрамывая, с палочкой.
