— А зачем?
— Как зачем? Я соскучился. А ты?
— Допустим. Но где цветы, шампанское? Или ты считаешь, что сам по себе подарок?
— Люсь, ну перестань. Чего ты?
Открываю замок, разворачиваюсь и иду в квартиру. Андрей плетется следом. Садится на краешек стула:
— Знаешь, я решил совсем не пить.
Мне уже и его жалко, и за себя стыдно: «Ну чего взъелась-то?», однако сдаваться рановато, и я ворчу:
— Да? А я себе такого зарока не давала.
— Ты такая жестокая. Перестань, ей-богу.
— Ладно, на этот раз прощаю.
— А я уж испугался, что ты всерьез рассердилась, — облегченно смеется Андрей. — Люся, как же я соскучился!
Театр возвращался с гастролей. В самолете мы с Андреем сидели рядом. Когда я ушла в туалет, он дремал, но стоило опуститься в кресло, тут же открыл глаза и, взяв мою руку, стал нюхать.
— Ты чего это? — ошалела я. — Проверяешь, с мылом ли вымыла руки?! Вообще с ума сошел?
— Люсенька, успокойся, я же просто машинально, — чмок — в одну ладонь, чмок — в другую. — Ну не сердись, прости.
Страсть к чистоте у Андрея и в самом деле была какой-то гипертрофированной. Грязная посуда на столе, нечищеные ботинки, брошенная на стул рубашка вызывали в нем почти физическое страдание. Представить, что Миронов готовит себе супчик в раковине гостиничного номера, как делали многие на заграничных гастролях, невозможно. Он — кажется, единственный из всей труппы — ел в кафе и ресторанах. Даже супруги Плучек, экономя валютные суточные, питались в номере.
Дело было в Генуе, куда мы привезли «Клопа» по пьесе Маяковского. Узнав, что заселяется большая группа, повара ресторана при отеле устроили аврал: жарили, парили, пекли весь вечер. А в это время в номерах открывались чемоданы, где лежали электрические плитки и кипятильники, банки с тушенкой, пакеты с концентратами, гречка, пшено. Мишулин даже топленое молоко в стеклянных бутылках с собой возил — уверял, что только на нем получается отменная каша. Спартачок-то и стал героем нашего первого вечера в этом славном итальянском городе.
Я гладила брюки в бытовой комнате, когда в отеле вырубился свет. Почему — понятно: все наши включили электроплитки и сработал предохранитель. На ощупь добралась до двери, рядом с которой раньше заметила щиток, нашла тумблер, нажала — свет зажегся. Не успела вернуться к гладильной доске — опять погас. После четвертой попытки я сдалась: «Фиг с ними, с брюками! Надену что-нибудь другое. А коллеги, если хотят есть, пусть ставят у щитка театрального электрика!» Иду к номеру по темному коридору, а голодный народ уже в кучки сбивается, переговаривается между собой:
— Что делать? У меня крупа совсем сырая.
— Может, с администрацией отеля поговорить?
— Ага, поговори — мы отсюда мигом вылетим со своими плитками за нарушение пожарной безопасности!
