
«Люся, ну зачем ты так?» — шептал Андрей, гладя меня по волосам и лицу. Я чувствовала трепет его пальцев, нежность в голосе…
Театр сатиры был на гастролях в Чехословакии. После очередного спектакля ведущий актер местной драмы, оказывавший мне знаки внимания, пригласил поужинать в ресторанчике при театре. Устроились за столиком, ведем неспешную беседу, и тут в дверях появляется компания чешских актеров во главе с нашими Андрюшей Мироновым и Левой Оганезовым. Для них накрывают большой стол. Поднявшись с бокалом в руке, Андрей принимается что-то рассказывать, но заметив меня, на мгновение замолкает, рассматривая моего ухажера, и иронично вскидывает бровь. Позже, когда начинает звучать красивая медленная мелодия, Миронов встает и направляется к нам. Возле столика наклоняется так низко, что глаза оказываются вровень с глазами чеха. Выставив вперед лоб (будто сейчас боднет!), он спрашивает: «Вы не станете возражать, если я приглашу вашу даму и мою любимую женщину на танец?»
Мой спутник резко откидывается назад и непонимающе хлопает глазами. Довольный произведенным эффектом, Андрей поворачивается ко мне:
— Позвольте вас пригласить?
Я протягиваю руку, и мы выходим в центр зала. Танцуем, едва касаясь друг друга. Но в этих легких прикосновениях столько нежности, грусти и благодарности... Приблизив губы к моему уху, Андрей шепчет:
— Ты должна знать: то, что было, я не забуду никогда.

— Я тоже.
О наших отношениях знал весь театр, и когда вышла книга Татьяны Егоровой «Андрей Миронов и я», не раз слышала от коллег:
— Твоя книга была бы совершенно другой...
Я отмахивалась:
— Нет-нет, вряд ли когда-нибудь решусь.
И не решилась бы, если бы с каждым годом не росло число исповедей от «женщин Миронова», в которых он предстает совсем не тем Андрюшей, которого знала я: очень ранимым и одиноким, окруженным всеобщим обожанием и страдавшим от непонимания. Ни в коем случае не ставлю себе задачу кого-то опровергать: каждая женщина, которая была рядом с Андреем — долгое или совсем короткое время, — хранит свой образ, свое тепло, свои слова, свою нежность. И эта память достойна уважения.