Владимир Алексеевич: Ты ему говорила, что он не поет, а мяукает. Надо же такое ляпнуть. После этого у человека сразу всякое желание петь пропадает.
Анна Георгиевна: Ой, а я и не помню такого. Зато ты его «пеньком» назвал. Учился сын самостоятельно, потому что у отца на объяснение терпения не хватало. Начнет ему что-то втолковывать и уже через минуту кипятится, раздражается от Андрюшкиного тугодумия и непонятливости. Однажды говорит: «Сын-то у нас, мать, пенек!»
Владимир Алексеевич: А через день-два пошли мы за грибами и видим — дерево спилили. Андрюшка к пню подошел:
— Пап, что это?
Я ему:
— Пенек.
Так он несколько раз обошел вокруг и спрашивает:
— И что ты имел в виду?
Я только тут понял, что слова мои его обидели. Но сдержался, больше ничего говорить не стал. Посмеялся только.
Анна Георгиевна: Вообще-то сын учился хорошо, на «четверки» и «пятерки». У него была великолепная память. Учебник по диагонали глазами пробежит — и уже все пересказывает без запинки. На карте мог любой город, страну или реку моментально найти. «Двойки», правда, проскальзывали, но редко. Бывало, заходит домой с песней — мурлычет что-то под нос — ну, думаю, «пятерку» получил. Открываю дневник — «двойка»!
А ему что с гуся вода — исправлю, говорит. Никогда из-за оценок не огорчался.
Любопытный был очень — все хотел попробовать, на себе испытать. Боксом занимался, до десяти лет на соревнования ездил. Потом увлекся вольной борьбой и карате. Частенько приходил с синяками, но на расспросы отвечал: «А пусть сами не лезут».
Андрея в школе любили, считали, как сейчас модно говорить, лидером. Приняли в комсомол одним из первых, но однажды и исключили: после новогодней драки на остановке — ввязался в выяснение правил хорошего тона с какими-то хулиганами. А через год его, исключенного из комсомола, как ни в чем не бывало избрали комсоргом!
На лето мы с ним ездили к моей родне под Волгоград.
На Дону сыну было вольготно. С самого раннего утра — я еще в постели — уже носится по берегу взад-вперед: то на турнике подтягивается, то скачет вприпрыжку.
Я на реку пойду с бреднем — сетью для ловли рыбы, и он рядом. Однажды поймали огромного сома: сорок восемь килограммов. Всю деревню накормили. Андрей так гордился...
Конечно же, любил читать. «Мастера и Маргариту» — взахлеб. Достоевского, Толстого, Чехова, Гоголя — в туалет без книжки не ходил. А вот руками толком ничего не мог сделать: гвоздь прибить, гардину повесить, сантехнику отремонтировать, электричество провести — на это есть или отец, или жена Наташа. Но постирать и покухарничать — это пожалуйста, себя легко мог обслуживать без мамок-нянек.
Когда мальчишкой был, отец то огромную корзину грибов из лесу принесет, то мешок огурцов из колхоза. Я это все в ванну вываливала и просила Андрея почистить, причем зубной щеткой, аккуратно, чтобы не оставалось ни единого пятнышка грязи. Он безропотно принимался за работу. Однажды мыл огурцы, и тут заявились друзья — зовут гулять. А сын серьезно так заявляет:
— Вы же видите — я очень занят! Целую ванну огурцов нужно перемыть! Потом еще банки простерилизовать, крышки прокипятить и чеснок-укроп покрошить.
Конечно, ничего этого он никогда не делал, но произвести впечатление, видимо, очень хотелось. Пацаны начинают на меня наседать:
— Анна Георгиевна, ну отпустите его погулять!
