Разошлись со скандалом. На следующий день Мария Ивановна позвонила Наташе домой и сказала: «Вы были правы».
В Театре Маяковского мама проработала два сезона. В 1971 году Хейфец получил должность режиссера Малого театра. Одной из первых постановок Леонида Ефимовича стал спектакль «Перед заходом солнца» Гауптмана, и он предложил Михаилу Ивановичу Цареву, в то время директору Малого театра, пригласить на главную роль Вилькину.
Это категорически противоречило порядкам, сложившимся в Малом. Ведь как был устроен театр? Есть прима, и на нее строился репертуар. В то время звездой считалась Нелли Ивановна Корниенко, любимая актриса Царева. Но Леонид Ефимович проявил мужество и волю, и Наташа получила роль. Играла она великолепно.
В новом коллективе пришлось непросто. Артисты Малого — старой закваски, привыкли властям предержащим до полу кланяться, а тут появилась какая-то пигалица и спокойно говорит все, что считает нужным. Это в Малом было не принято. Все боялись слово сказать, а Наташа — нет! Мама и вела себя иначе, чем другие. Сидела на подоконнике с сигаретой. В джинсах. Драных. Борис Иванович Равенских, главный режиссер, подходил к ней и возмущался:
— Как артистка Малого театра может так себя вести?
Наташа отвечала:
— Борис Иванович, я могу, почему нет?!
Зато великая Гоголева высоко ценила Вилькину.
Общались они абсолютно на равных. Мама называла Елену Николаевну «ма тант — старая девка». «Ма тант» — по-французски «моя тетя», их любимое словечко из какой-то пьесы. Перед худсоветами, если была какая-то проблема, например выпускать спектакль или нет, Гоголева звонила маме и та ей диктовала, что кому говорить!
Женщины натурой помельче относились к Наташе с ревностью, видимо, рядом с ней ощущали себя на втором плане, а ведь мама не была какой-то невероятной красавицей.
Сексуальность Вилькиной, о которой говорили многие, определялась отнюдь не внешностью, а умом и обаянием. Когда начинала что-то рассказывать, в нее влюблялись абсолютно все. Василий Бочкарев и Виталий Соломин ее просто боготворили. Мама не скрывала, что ей нравится быть в центре внимания, говорила: «Я рыжая на ковре!»
Андрюша Подошьян, сейчас замечательный артист и художник, а тогда еще студент Щукинского училища, был настолько очарован Наташей, что постоянно звонил нам домой: «Алло! Аленочка, здрасьте, это Андрей Подошьян. Наташенька дома?» Я передавала маме трубку и слышала, как он настойчиво пытается ее куда-нибудь пригласить, а она отказывается.
Был красив как бог и ухаживал галантно, но мама обращалась с ним как с маленьким мальчиком.
С Валерой Носиком, царство ему небесное, мама долго дружила. Какое-то время он жил в театральном общежитии Малого театра. Однажды звонит:
— Наташ, зайди, порепетировать надо.
— Хорошо, но ненадолго!
Мама одевается и уходит. Наступает ночь, ее нет. Тамарочка забеспокоилась: «Так, все, я пошла в общежитие, что-то случилось!» Уходит и тоже пропадает! Уже под утро приходит мама.
— А где Тамарочка?
— Пошла за тобой!
Мама, оказывается, встретилась с Валерой и тут же поехала в другое место. Тогда уже я иду в общагу, а там гульбище: Носику привезли из Астрахани мешок свежих огурцов и он собрал артистов театра, чтобы отметить столь важное событие. Тамарочка сидит веселая: вместе со всеми обмывает огурцы водочкой.
Праздники у нас всегда справляли весело. Собиралось много народу, человек двадцать-тридцать. Как-то пришла Руфина Нифонтова в белой майке с надписью, тогда они только вошли в моду, гордо повернулась ко мне спиной и сказала: «Смотри!» А там написано: «Ну, погоди!» К концу вечера Руфина Дмитриевна несколько передоверилась алкоголю, и ее на машине повезли домой. Жила она на десятом этаже, лифт, конечно, не работал. И папа нес ее на руках! Муж Нифонтовой открыл дверь и твердым голосом приказал: «Заносите!»
Однажды замечательный артист Рома Филиппов после застолья шел из кухни в комнату и не дошел, лег в узком коридорчике и заснул.
