Папа с Оксаной вместе уже двадцать лет. В ней он нашел свою половинку. А маме не повезло, она пока ее не нашла...
Из моей жизни папа никогда не пропадал. Я толком и не успела почувствовать его отсутствие. Сначала была слишком маленькой, а потом мы уже начали общаться. Конечно, мне хотелось, чтобы встреч было больше, я грустила от того, что он редко приходил в школу — гораздо реже, чем мама, — но понимала, что это связано не с забывчивостью или равнодушием, а с огромным количеством дел. По-моему, развод родителей в каком-то смысле даже пошел мне на пользу. Я выросла более независимой и организованной, чем многие дети из полных семей.
Меня с детства приучали все делать самостоятельно. Я сама ходила в школу, на танцы и английский язык.
И вообще никогда не сидела без дела. Мама не могла допустить, чтобы я просто болталась во дворе. Все время придумывала мне какие-нибудь занятия. Возможно, это объяснялось не только заботой о моем воспитании, но и желанием доказать папе, что мы прекрасно справляемся без него. В принципе, мы справлялись. Я не чувствовала себя в чем-то ущемленной.
Папа помогал, конечно, но у него не было возможности нас содержать. Да мама и не просила об этом, старалась заработать сама. Мы с ней жили небогато, но не нуждались. Конечно, время от времени у меня возникали какие-то желания — например купить модный, «навороченный» телефон, — но я говорила себе: «Пока мы не можем себе этого позволить. Ничего, скоро вырасту и все куплю. Подумаешь, телефон! Зато у нас иномарка!» Мы с мамой ездили на старой-престарой «бээмвэшке» непередаваемого цвета — серебристого с зеленым отливом.
И очень любили свою машинку.
Из-за отсутствия модных и дорогих вещей я не комплексовала. В школе и так все мальчики были мои. С шестого класса я получала любовные записки и другие знаки внимания и вызывала ревность у менее «популярных» девчонок. Меня это страшно веселило, потому что с первого по пятый класс я защищала этих ревнивиц и била мальчишек смертным боем, одному даже нос сломала. Маму в школу вызывали. Она удивлялась:
— За что ты его так?
— За дело. Не люблю, когда слабых обижают.
У нас училась очень полная девочка, в пятом классе она весила около ста килограммов.
Как ее только не обзывали! Особенно изощрялись некоторые пацаны. Толстушка не могла за себя постоять, лишь плакала, размазывая слезы по пухлым щекам, вот я за нее и вступилась — врезала самому главному «остряку». Но немного переусердствовала...
Вскоре, насмотревшись американских боевиков, я стала бить мальчишек прицельно — по самому слабому месту. Они пожаловались родителям, и те побежали в школу к директору. Так как пострадавших набралось довольно много, устроили специальное родительское собрание, где мне прочитали лекцию по анатомии и физиологии мужских половых органов. После чего я обещала мамам и папам своих однокашников не лишать их внуков.
Школу окончила в пятнадцать лет, экстерном. И до сих пор удивляюсь, как терпели меня учителя: в младших классах я дралась, а потом стала ездить на гастроли и частенько пропускала уроки.
В первый тур отправилась в одиннадцать лет в составе целой концертной бригады, включавшей ансамбль «Ариэль», юмористов Бандурина и Вашукова и папину группу «Гризли», в которую попала с большим трудом. Папа долго не воспринимал меня всерьез. Поет девочка — и прекрасно. Это ничего не значит. Все дети поют.
Но музыку пишут не все. Задатки композитора папа впервые разглядел во мне в восемь лет. Купил маленький синтезатор и попросил своего друга позаниматься со мной сольфеджио. Через месяц я написала первую песню.
