В итоге Григорович предложил мне роль Маши в балете «Щелкунчик». Начинающей балерине о таком счастье можно только мечтать. И вдруг Семенова заболела, репетиции пришлось отложить. Я думала, что ничего страшного в этом нет, ведь партия уже обещана. Но за время вынужденного простоя в Большой из «Мариинки» перешла Люда Семеняка с уже готовым репертуаром и с ходу станцевала мою Машу.
Наверное, я могла бы побороться. Но для этого нужно иметь оборонительные колючки и страсть к плетению интриг. А я всегда старалась держаться подальше от закулисных баталий, хотя понимала: не одними талантами жив Большой, а еще острыми локотками и умением вовремя подсидеть соперницу. Это ни в коем случае не касается Люды Семеняки — выдающейся балерины, которая не приложила к партии Маши ничего кроме своего таланта.
Лишь однажды я сумела постоять за себя. Перед запланированной поездкой в Париж в списках труппы, отправляющейся на гастроли, не оказалось моей фамилии. Скорее всего, это было делом рук репетитора, которая меня, мягко говоря, недолюбливала. Возмутившись до глубины души, не сдержалась и высказала ей много такого, чего она явно не ожидала услышать.
— Точно знаю, это сделали вы! — заявила с несвойственной мне категоричностью.
— Да, я тебя ненавижу! — выпалила она и побежала жаловаться Григоровичу.
Он вызвал меня к себе. Жутко волнуясь, рассказала ему все как есть. Юрий Николаевич — истинно театральный человек — сразу ухватил суть конфликта и принял мою сторону:
— Я вам обещаю следующие гастроли.
— Извините, что вас втянули в эту историю.
В тот же вечер позвонил завтруппой и сказал, что мне надо приехать на репетицию, потому что я лечу в Париж.
В той поездке за мной ухаживал один француз, но я шарахалась от него как от прокаженного.
Все боялись стать «невыездными» из-за глупых интриг или обвинения в неблагонадежности. Еще не утих шум громкого скандала, разразившегося в театре после того, как из Америки не вернулся Александр Годунов. Мы тогда не могли даже искренне показать свое отношение к человеку. Должны были осудить и заклеймить Сашу на специально созванном собрании трудового коллектива. Хотя абсолютное большинство относилось к Годунову очень хорошо. Жаль, что у него там не сложилось. Он был необыкновенно талантлив. То, что Мила Власова — его жена — вернулась обратно, не осталась с ним в Америке, казалось очень странным. На ней лица не было первое время, такая красавица, она буквально почернела от горя. Я подошла к Миле, когда никого не было вокруг, обняла и сказала: — Держись!
Она ответила одной фразой:
— Что же они со мной сделали...
И больше я ни о чем ее не спрашивала.
Что мы можем знать про чужую жизнь? Мне кажется, у них была настоящая, большая любовь, но при этом совсем непростые отношения.
Не надо забывать, какие в нашей стране были времена. На гастролях мы это особенно чувствовали: свободно не погуляешь, слова лишнего не скажешь, за тобой следят десятки глаз. Ездили маленькими коллективами, без замены. Однажды отправились на Филиппины. В самую жару. Накануне выступления состоялся роскошный прием, конечно же работали кондиционеры, и вот наутро у меня температура под сорок. В Москве, когда заболеваю, даже руку не могу поднять, а тут пришлось танцевать.