«Как-нибудь в другой раз», — думала я. Через два года нашей кочевой жизни Лебедев сказал категорически: «Или ты рожаешь, или мы разводимся».
И у нас родился Алеша. Я переехала к мужу, мы наконец-то зажили нормальной семьей. Но я оказалась совершенно не готова к бытовым проблемам, брак был для меня всего лишь романтическим приключением. И когда пришло время выходить на работу, не скрою, испытала облегчение. Вернулась в Москву, наняла двух нянек: они гладили, стирали, гуляли, кормили. Моя мама руководила процессом. А я, совершенно счастливая, танцевала в Большом. Возвращалась после спектаклей поздно, одно время Алеша стал называть мамой бабушку.
— Но кто же тогда Наташа?
— Наташа — балерина, — отвечал сын.
Он понимал, что я работаю, никогда не цеплялся за юбку: мама, не уходи. Вообще был очень жизнерадостным ребенком. Конечно, Лебедев скучал без нас, хотел жить полноценной семьей. Ни на чем не настаивал, хотя я, естественно, чувствовала, что муж ждет, когда пойду ему навстречу. Однако я считала, что шаги должен делать он как мужчина, он должен переехать в Москву. Мы ссорились. Я кричала:
— Ты привык иметь дело с женщинами, которые подстраиваются под тебя, у которых нет дела всей жизни. Могут танцевать и могут не танцевать, а помыть полы например. Я так не могу, я работаю в Большом!
А он кричал в ответ: — Танцевать можно и в «Мариинке», тоже мне — звезда!
— Ты ничего не понимаешь!
Для меня очень важно, что я танцую именно в Большом!
Несмотря на такие сцены, наш брак держался. Пока была здорова его мама. Это потрясающая женщина. Я всегда говорила: «Кто хочет увидеть живого ангела, могу дать адрес». Лебедев приезжал к маме обедать — она очень вкусно готовила, а ужин забирал с собой. Привозил грязные рубашки, забирал чистые. Но она серьезно заболела и попала в больницу. Виктор остался бесхозным и одиноким. Решила поехать в Питер поддержать мужа, сварить ему бульон, в конце концов. До этого я единственный раз варила бульон, когда болела моя мама, и выяснилось, что это очень просто. Положила курицу, морковку, луковицу — и готово.
Никогда в жизни не приезжала к Лебедеву без предупреждения, в отличие от него, который каждый раз сваливался как снег на голову — все проверял меня, лелея свою ревность.
В театре помогли с билетами. И я села в поезд. Какая-то смутная тревога не давала всю ночь сомкнуть глаз. Задремала только под утро. В Питере светило солнце, и я подумала, что мои ночные страхи — полная чушь. Заглянула в кошелек, нужно было найти монетку, чтобы позвонить мужу с вокзала. Мелочи не оказалось. Решила занять очередь на такси — на Московском вокзале всегда стояли чудовищные очереди — и пойти разменять деньги. Но как только пристроилась в хвост, ко мне подошел человек и предложил подвезти. От такой редкой удачи глупо было отказываться. Поехала, так и не позвонив.
И... застала у мужа любовницу. Потом я узнала, что эта связь длилась уже не первый год. Девушка, как ни комично, танцевала в мюзик-холле. Хотя звали ее не Таней...
Мне тогда исполнилось тридцать пять, до пенсии оставалось несколько месяцев. Я-то мечтала, что смогу, наконец, переехать в Питер. Лебедеву нужно было потерпеть совсем немного. Смешно: после всего, что произошло, он считает, что это я его бросила!
Официально мы не разводились еще много лет. Не потому что пытались что-то склеить. Или я забыла? Нет, не пытались... Время от времени он приезжал повидать Алешу. Ни сыну, ни маме я ничего не говорила. С годами Алексей сам все понял.
Мы и сейчас изредка общаемся с Виктором, когда надо обсудить что-то, касающееся сына.
В свое время решили, что выпускной класс он должен окончить в Петербурге. Лебедев обеспечил Алеше необходимых репетиторов, помог с поступлением. Да и пора было мальчику пожить с отцом, в Москве он уже, по-моему, обалдел в окружении теток: мамы, бабушки и нянек.
Я не собиралась жить соломенной вдовой и едва не вышла замуж во второй раз. Мы были давно знакомы, еще с тех времен, когда занималась фигурным катанием. Он — тоже спортсмен, потом уехал в Америку. Вернулся в Москву, чтобы закончить какие-то дела, и разыскал меня. Уже на второй вечер сделал предложение, но я опять выпускала спектакль, на этот раз у Марка Розовского, да и маму, которая категорически отказалась переезжать за океан, не могла оставить. Мы переписывались, созванивались, и в процессе переговоров все развалилось.
Розовский приглашал меня играть, еще когда мне было восемнадцать.
