Наварю, напеку — и на стол поставлю. Вино не забуду. Вот пусть сидят и угощаются. Голодным никто не уедет.
Я свекровь всегда только хорошим словом вспоминаю. Она, как и я, веселая была. Я свою младшую дочку Валю долго грудью кормила — она уж и бегала давно, и говорила хорошо. Совсем самостоятельная. А как вечер — за руку тянет: «Мама, спать пошли!» Чтоб я, значит, рядом легла, а она с титькой во рту уснула. «Некогда мне, — говорю, — одна иди, не маленькая!» А бабушка смеется: «Идите, идите, корова с теленком — я сама все доделаю!» И когда Афанасий Афанасьевич мне подарки дарил: кольцо золотое, сережки — не ругалась, как другие свекровки.
Наоборот, хвалила его. Девяносто восемь годков Господь Анне Васильевне отрядил, и до самой смерти она с нами жила.
После войны не сразу хорошая жизнь настала. Работали с Афанасием Афанасьевичем старательно, а денег мало получали. Но сумели и на комод скопить, и на кровать железную с матрасом. Он сначала кабельщиком трудился, а потом его командовать большой строительной бригадой назначили — до пенсии там и проработал. Я дояркой была, а еще десять лет техничкой в школе проработала. Вставала в три утра, чтобы печи-буржуйки протопить — классы до уроков согреть. Сколько дров и торфа на себе перетаскала — все сложить, так целый поезд получится. А на пенсию собралась, мне в сельсовете сказали: «Только сорок лет стажа засчитаем. Про остальные года можешь справки не собирать — все равно денег не прибавят».
Ты не думай, что я жалуюсь. Нам с дедушкой пенсий хватает. Опять же хозяйство. Дети у меня очень хорошие. Как приезжают, сразу спрашивают: «Мама, папа, что сегодня делать будем? У коровы надо почистить? Навоз в огород вынести?» Каждый день Бога благодарю, что таких ребятишек мне дал.
— Расскажите, как вы в коллектив «Бурановские бабушки» попали?
— Да уж давно это было — лет двенадцать назад. Ольга Николаевна меня у магазина встретила:
— Наталья-апай, приходи в клуб петь. Старух собираем — будем с удмуртскими песнями по селам ездить.
— Ой, Ольга Николаевна, не знаю, смогу ли? Петь-то сызмальства пою, а вот ездить...
На кого хозяйство и дедушку оставлю?
— Не сможешь — силой заставлять не буду.
Раз пришла на репетицию, два — понравилось. Стали в Малую Пургу, в Ижевск с концертами ездить. А потом нас Людмила Зыкина на юбилей пригласила — восемьдесят лет ей отмечали. Совсем она уже больная была, говорила тяжело, на сцене в кресле сидела. Но нам как родным обрадовалась. И улыбалась, когда мы на удмуртском ее «Снег-снежок» пели. Ой, я же там оконфузилась маленько! Сцена-то огромная — вот и потерялась. Мне, как музыка заиграла, надо было ей подарок отдать — я отдала и не знаю, в какую сторону идти. Что делать? Плясать начала, а заодно смотреть, где «бабушки» пристроились. К первому куплету до них как раз и доплясала!
Меня после концерта Ольга Николаевна спрашивает: «Наталья-апай, ты чего делала? Мы ж не так репетировали!» — «Как чего? — отвечаю. — Плясала!» Она не ругалась совсем — смеялась. Только из Москвы в Бураново вернулись, как по телевизору говорят: «Зыкина умерла». Как мы ее жалели! Такая хорошая женщина была, песни душевные пела...
Потом-то мы со всякими артистами познакомились: с Петросяном, Бабкиной, Киркоровым, Галкиным, с Пугачевой. У Бабкиной на дне рождения выступали. Я не поверила, когда сказали, что шестьдесят годков ей — лицо как у молодой. Мы с Бабкиной «Валенки» пели. У нас с ней вмиг все сладилось, один раз только репетировали. У нее голос низкий, мужицкий, и у нас такие же. Простая она, добрая — обнимала нас, слова хорошие говорила.
