Я приперла обидчицу к стенке и потребовала отдать мне мою вещь. Наверное, во мне клокотала такая ярость, что она растерялась, не ожидала, что эта воспитанная интеллигентная девочка на подобное способна, и отдала! За десять школьных лет моя мама лишь раз приходила в школу урегулировать конфликт, все остальное время я защищала себя САМА!
В институте ситуация сложилась несколько иная, но не намного приятнее. Я всегда чувствовала себя чужой. Например, долго не могла понять, почему перед показами, когда я желаю ребятам удачи, все смотрят на меня как на умалишенную. Но с этим можно было смириться. Все осложнилось, когда меня начала травить руководитель курса Марина Александровна Пантелеева.
Сначала она взъелась на Васю Седых: попыталась отчислить его после первого же семестра. Заявила, что он профнепригоден, стала настраивать против него других педагогов. Кафедра с ней не согласилась, Васю оставили. Но Пантелеева не успокоилась и развернула настоящие военные действия.
От нее не укрылось, что я, единственная на всем курсе, сочувствую Васе и продолжаю с ним дружить. В конце учебного года Пантелеева вызвала меня к себе на беседу:
— Что ты нашла в Седых? У вас роман?
— Какая разница?!
— Поищи себе другую компанию, я его все равно отчислю.
Меня эта уверенность в своем праве распоряжаться чужими жизнями просто убила. Говорю:
— Нет, Марина Александровна, мы своих на войне не сдаем!
Было видно, что Пантелеева неприятно поражена.
— Ах вот как ты заговорила! Тогда готовься, у тебя тоже будут большие проблемы.
— И пугать меня не надо.
— А я не пугаю. Просто уничтожу тебя, и все.
Представить не могла, какой ад мне, девчонке, устроит моя руководительница, взрослая женщина. Пантелеева не гнушалась ничем, чтобы сломать, добиться своего. Спустя какое-то время после нашего разговора мы с Васей стали изгоями.
Многие однокурсники нас откровенно игнорировали, совсем не занимали в отрывках, некоторые даже перестали здороваться. Поэтому до сих пор благодарна тем, кто ослушался мастера, не испугался ее гнева, — Олегу Кассину, Димке Кошмину, Антону Макарскому. Они нас тогда не сдали, продолжали общаться, репетировали отрывки. Люди, черт побери!
Однажды, когда ситуация достала меня настолько сильно, что я задумалась о переводе на другой курс и поделилась этой идеей с мамой, та снова сказала: «Если переведешься к другому мастеру, считай — все кончено, рубеж сдан и эта ведьма одержала над тобой верх. Стой до конца, докажи всем, что ты личность».
Мама всегда умела найти нужные слова.
Я тут же позвонила Васе, мы вместе отрепетировали очередной отрывок и на следующий день показали его на занятиях по мастерству.
— Посмотрите на них! И эти бездарности хотят называться актерами?! — картинно возмущалась Пантелеева. — Да я им не доверю в театре программки продавать!
Кто-то из однокурсников заржал. А я почему-то чувствовала олимпийское спокойствие.
— Марина Александровна, что бы вы сейчас ни говорили, я окончу институт. Окончу у вас, и с отличием, вы собственноручно поставите мне в дипломе «пятерку», я это вам обещаю.
Пантелеева аж задохнулась:
— Ну, Погодина, ты совсем обнаглела!
