Но это тоже не устраивало Эдуарда: «Он парень! А ты растишь из него слюнтяя и труса!»
Однажды после объявленного отчимом отбоя сын рискнул появиться у нас в спальне. Мы с Эдом смотрели телевизор, когда дверь отворилась и на пороге возник Владик с пластиковой бутылкой колы: «Не хотите попить?»
В два прыжка Эдуард Николаевич подскочил к сыну, схватил бутылку и заорал: «Пошел вон отсюда!» Влад бросился бежать, и тогда Успенский запустил ему бутылкой в спину. Это счастье, что Влад не стал заикой. Он даже заплакать не мог, только губы дрожали от ужаса.
Я очень сильно в тот вечер поругалась с Эдом. А надо было подхватить сына и бежать без оглядки.
Но я осталась.
Предвижу ваше возмущение, но поверьте: я сегодняшняя сама не до конца понимаю, как могла все это терпеть. Трудно, почти невозможно влезть в шкуру другого человека, это нужно прожить, прочувствовать все, каждую минуту, каждый штрих. Долгие десять лет бок о бок я проживала с этим — но с другим! — человеком. Когда-то полюбила, врастала в него всеми своими чувствами все сильнее и сильнее, пуская корни. И эта корневая система уже разветвилась и укрепилась настолько, что разом не вырвать. И то доверие, тот авторитет сразу не уничтожить, видимо, на это тоже нужны были годы. Может, у кого-то иначе — у меня получилось так.
Всякий раз после таких сцен у меня словно поднималась температура, но тут передо мной возникал тот самый несчастный мальчик, выпоротый отчимом...
И усилием воли я останавливала себя, оправдывая поведение Эдуарда его тяжелым личным «анамнезом». Верила, что со временем сумею любовью и терпением переломить отношение Эда к моему сыну. Ведь я любила обоих. Непросто отказаться от мужчины, на которого ты молилась десять лет, лишиться женского счастья, которое только-только обрела...
Став старше, Влад признался, что иногда по ночам сворачивался калачиком под дверями нашей спальни и лишь под утро, когда было уже не так темно и страшно, продрогший, уходил к себе. Смогу ли я когда-нибудь простить себя за это?..
В начале своей новой семейной жизни я забеременела. Состояние это переношу очень плохо, мучаясь сильнейшим токсикозом.
У Эда есть дети и внуки, у меня двое сыновей и вот-вот должна была родиться внучка, думала: куда нам еще малыша? И потом, как я оставлю Влада — а мне предложили на месяц лечь в больницу — на Эдуарда Николаевича, если он, когда мальчик пытается к нему приласкаться, руки отдергивает. А еще, узнав о беременности, Эд начал зло подшучивать над сыном: «Скоро у тебя будет братик или сестричка. Что? Не хочешь? Эгоист! Конечно, мама тогда не будет носиться с тобой как с писаной торбой. У тебя обязательно будет братик или сестричка, чтобы тебе жизнь медом не казалась!»
И я сделала аборт и не пожалела ни разу. Сейчас даже страшно представить, что было бы, оставь я ребенка. Как бы мы делили его при нынешнем разводе?! Эд всегда за то, чтобы женщина рожала, — теоретически.
Но заниматься детьми не любит и не умеет. Первое, что приходит Успенскому на ум при виде любого ребенка: «Садись, читай». Других достойных занятий, позволенных подрастающему поколению, с его точки зрения нет.
Эдуард Николаевич не выносит не только моего сына, похоже, он вообще не любит детей — ни чужих, ни своих. Со старшей дочерью от первого брака Татьяной, которую воспитывал, забрав у матери, практически не общается. И шутки Успенского, если вчитаться в его книги, отнюдь не детские и строятся на том, чтобы насмехаясь над кем-то одним, рассмешить многих. Случилось мне недавно перечитать «Чебурашку». К своему удивлению, обратила внимание, что не такой уж он добрый и положительный. Это ведь Чебурашка придумал прислонить к калитке палку, чтобы она больно шарахнула Шапокляк по носу.
Заметила, что после детских концертов и выступлений Успенский чисто механически подписывает книги детям, даже не глядя на них.