Мама, стоя на костылях, смотрела, как мы с Колей поднимаем отца, по ее щекам текли слезы.
Она предчувствовала смерть папы. Специально приехала на дачу, чтобы быть рядом с ним. В последние дни он очень ослаб, почти не вставал с постели и отказывался от еды. Ей приходилось уговаривать его как ребенка: «Ну пожалуйста, Славочка, съешь хотя бы сырничек, ну хоть кусочек!»
Потом она сказала мне: «Когда Славу посадили в кресло, чтобы отнести в машину, он с такой грустью посмотрел на меня. Я поняла – прощается...»
«Неотложка» отвезла папу в Кунцево, в ЦКБ. Я поехала с ним. Мама и Коля остались с детьми. Отец все время был в полусне. Иногда открывал глаза, видел, что я сижу рядом, и опять куда- то уплывал.
Мне не понравилось поведение врачей.
У них был очень озабоченный вид, но при этом они говорили, что все нормально. Отца положили в реанимацию, мне велели ехать домой: «Завтра позвоните». Звоню утром и слышу, что состояние тяжелое.
— Как тяжелое?! Вчера вы говорили совсем другое!
— Вчера все было не так серьезно. А ночью отказали почки.
Я, рыдая, бегу к маме. Узнав, что произошло, она обреченно прошептала: «Это конец...»
Папу подключили к аппарату. Еще четыре дня он был жив. Я поехала в ЦКБ вместе с Колей. Ноги не слушались, голова кружилась... Мне накапали успокоительного, и я смогла войти в палату.
Села рядом с кроватью и взяла его за руку. Отец был весь в проводах. В артерию на шее ему вводили какую-то специальную жидкость. Он долго не мог разлепить веки, но наконец открыл глаза.
— Дочка пришла, Анюта...
Я обрадовалась:
— Ну, как ты? Лучше?
Вел он себя странно. Разговаривал медленно и не очень связно, как будто терял мысль. То со мной, а то с кем-то еще, как в бреду:
— Посмотри, какие здесь работают благородные люди!
— Где здесь?
— Здесь, в кино!
Мне стало страшно. А папа вдруг спрашивает:
— Где мама? Где мама?
— Мама на даче, — заплакала я.
Руки его все время двигались. Он пытался снять провода и тянулся руками к животу. Я позвала сестру: «По-моему, у него что-то с кишечником».
Она никак не отреагировала, только поправила провода. Я еще посидела, дождалась, когда папа уснул, и ушла.
На следующий день звонят из ЦКБ: «У Вячеслава Васильевича перитонит. Готовим к операции».
Я была в шоке. Врачи говорили, что у отца нет ничего серьезного, а ему с каждым днем становилось все хуже!
У меня началась паника. Я не знала, что делать. Казалось, сплю и вижу весь этот ужас во сне. Мама беспрерывно плакала. Коля старался держаться. Отец уже был без сознания, и разрешение на операцию подписывали мы с мужем.
Бедный мой папочка, он все выдержал — сильнейший наркоз и тяжелую операцию. Я была дома с мамой и детьми, а Коля все это время сидел рядом с операционной и потом подошел к врачу. Тот сказал: «Все прошло очень хорошо».
Муж уехал в полной уверенности, что тесть пойдет на поправку. И нас с мамой успокаивал: «Теперь все будет в порядке!»
Я очень надеялась на чудо. А мама предчувствовала неладное.
