Но когда Саша захотел увидеть дочь, пригласила его к нам домой. Маше было тогда лет тринадцать.
«Это твой папа», — представила я ей Сурина.
И тут же пожалела, что привела этого человека. Маша как-то неестественно засмеялась, потом ушла в комнату, закрыла дверь и больше не показывалась. Она и сейчас не хочет говорить с отцом.
Не так давно по телевидению показывали фильм про мою семью. Только он закончился — звонок:
— Галя, привет, это Саша.
— Сурин, что ли? — не сразу догадалась я.
— Ну да. Галь, что мне делать? Как мне Машу увидеть?
Видимо, фильм подействовал на него, пробудил совесть.
Люди в преклонном возрасте нередко возвращаются к прожитым годам, и, возможно, Саша мучается, что тогда оставил меня одну с двумя детьми. К тому же, после того как меня, беременную, выставили из семьи гендиректора «Мосфильма», я стала отверженной. Почти пять лет никто не приглашал сниматься. Было горько и обидно. Как же так? Лишили профессии, а ведь знают, что я совершенно одна как перст на белом свете, колочусь с двумя маленькими детьми...
Не знаю, как выжила бы в той ситуации, если бы не лучшая подруга Зина, жившая со мной в одном подъезде на шестом этаже. Зина работала в магазине тканей и почти всю свою зарплату отдавала мне и девочкам.
Сорок лет мы были вместе. Она со мной даже на съемки ездила. Зина ушла из жизни три года назад, и мне очень ее не хватает.
От мамы Лиды я долго скрывала, что родила и живу одна. В восемь месяцев Маша подхватила грипп. Болела так мучительно и долго, что меня вместе с ней положили в институт педиатрии. Следом заболела вернувшаяся из Баку Ирада и тоже оказалась на больничной койке рядом с сестрой. В какой-то момент лечащий врач сказала: «Мы можем потерять Машу...»
Я бегала из больницы домой постирать или взять что-то из вещей, и однажды меня застал звонок из Баку. Тут уж я не стала таиться и рассказала обо всем маме Лиде. Она примчалась через два дня. К тому времени нас уже выписали. Не потому что Маше стало лучше — заведующая отделением так решила: «Я не знаю, что с ребенком, возможно, она заражается от других больных.
Уезжайте домой».
И Маша тут же поправилась. Увидев ее, мама Лида расплакалась. А потом полюбила, по-моему, даже больше, чем старшую, которую в Баку избаловали и она могла нагрубить бабушке. Мама Лида сидела с девочками, пока я зарабатывала на жизнь.
В той безвыходной безденежной ситуации меня спасли поляки. Ежи Липман — оператор Анджея Вайды — познакомился со мной в Ялте, когда я снималась в фильме у Сурина. Польские кинематографисты выбирали там натуру для своей картины. А по вечерам мы вместе ужинали в одном ресторанчике. Ежи еще тогда говорил: «Галь, ты встречайся с Суриным, если хочешь, но не выходи за него замуж».
Видимо, до Ежи дошли слухи, как складывается моя судьба. И совершенно неожиданно я получила роль в фильме «Дорожные знаки» польского режиссера Анджея Пиотровского, лучшего друга и ученика Вайды. Окольными путями через «Совэкспортфильм» мне оформили билет и командировку в Польшу. В аэропорту меня встречал Вайда. Я чувствовала себя неловко из-за того, что поправилась после родов. Боялась разочаровать:
— У вас так много красивых актрис, а вы пригласили меня. Наверное потому, что я Польских?
— На экране видно, что наши красавицы — актрисы, а нам нужна простая и естественная польская девушка, которую можете сыграть только вы.
Потом я поехала на съемки в Германию, куда меня пристроили тайком от начальства.
За эти две командировки я и денег подзаработала, и девочек приодела. Наконец и в Москве, спустя почти пять лет, меня осмелился пригласить в картину «Фронт без флангов» режиссер Игорь Гостев. А вскоре Владимир Сурин ушел с должности гендиректора «Мосфильма». И тут меня накрыл шквал предложений от разных режиссеров. Я редко отказывалась от ролей. Мне нужно было поднимать девочек и рассчитывать приходилось только на себя. Потому что замуж я больше так и не вышла.
Многие мужчины за мной ухаживали, влюблялись. Богатый ювелир буквально носил на руках. Чего только Саша не дарил! Однажды вернулась со съемок, а он обставил мою шестнадцатиметровую комнату роскошной мебелью. Покупал в «Березке» продукты и наряды девочкам.
Сашина жена-француженка работала в посольстве. Из-за того что на их машине стояли дипломатические номера, Сашу не выпускали на ней дальше Москвы. Он специально купил другую машину, чтобы возить меня на съемочную площадку и навещать Машу в лагере. Когда я снималась на Черном море, он прилетел следом и мы с ним жили отдельно от всей группы, разместившейся в гостинице.
Саша сумел завоевать расположение дочек, которые ревновали меня ко всем поклонникам без исключения. Бывало, сядут на кухне и начинают перемывать косточки:
— Ирад, ты его видела?
— Да. Ужас!
— А какая у него прическа! Ха-ха-ха!
— И брюки короткие, словно от долгов бегает.
— А на какой он замызганной машине приехал!
Узнав, что за их мамой кто-то ухаживает, они становились замкнутыми, фыркали на меня, грубили.
Мне было обидно, что девочки ведут себя как две маленькие эгоистки и вовсе не желают собственной маме счастья в личной жизни. Самое смешное, что их старания не проходили даром и я начинала думать: «Надо же, действительно, прическа дурацкая, а брюки короткие. Куда я раньше смотрела?» И расставалась с воздыхателем. Девочки были для меня главным в жизни, я очень любила их, наверное потому, что сама выросла без родительской любви. Как только возвращалась со съемок, они тут же укладывались в мою кровать.
