— крикнула я ей в ответ.
Эта сцена была разыграна матерью и сыном словно по нотам. Что я могла изменить в той ситуации? Спросить мужа: «За что?» — значило еще больше унизиться. Стояла перед захлопнувшейся дверью, не в силах вдохнуть. Спустилась вниз, подбежала к такси, села на заднее сиденье, а слова вымолвить не могу. Горло сдавил жуткий нервный спазм, словно кляп, застряли в нем горькие рыдания.
Услышав эти нечленораздельные звуки, таксист обернулся:
— Девочка, милая, да кто ж тебя так обидел? ...Может, все-таки скажешь, куда поедем?
Но я не могла говорить.
— И ладно.
Сейчас покатаемся, отойдешь, — сказал он и повез меня по Москве.
Вскоре я смогла вымолвить:
— На Ленинский.
— Ну и замечательно, — ответил он, отвез меня домой и не взял ни копейки.
Я вернулась в свою коммуналку к соседке с сыном-алкоголиком и пятью кошками.
— Галечка, милая, что тебе сварить? — засуетилась она.
— Пшенной кашки.
Поела, спазм в горле отпустил, и я поняла, как мне хорошо дома. Пусть просто, бедно и кошки «благоухают» так, что чувствуется на лестничной площадке, зато спокойно.
Когда все это случилось, Владимир Николаевич был в отъезде в Италии. Вернувшись, он сразу мне позвонил: «Галя, мы ждем тебя домой. Сейчас за тобой приедет Саша».
Муж стоял на пороге коммуналки и транслировал волю отца:
— Папа хочет, чтобы ты вернулась.
— Папа хочет — а ты?
Саша не сказал ничего, что могло бы заставить меня передумать и вернуться. Я отказалась с ним ехать.
Через два дня мне пришел почтовый перевод на две тысячи рублей.
Думаю, таким образом Сурины предлагали мне сделать аборт. Я не взяла эти деньги, пошла на почту и отослала их обратно. А спустя неделю Сашин друг привез мне забытую ночную рубашку.
— Как он там? — спросила я.
— Ну, как... — друг помедлил с ответом. — Привез из Узбекистана девушку, с которой был знаком до тебя. У нее от Саши дочка.
Оперлась о дверной косяк, уговаривая себя: только не реви при постороннем. Но оставшись одна, захлебнулась горькими слезами. Наверное, я еще хранила в глубине души робкую надежду, что произошла какая-то чудовищная ошибка и Саша приедет и скажет: «Собирайся, немедленно поехали со мной. Не уйду без тебя». Потом я долго пыталась понять: как такое могло произойти у нас с Сашей?
И пришла к выводу, что, возможно, весь этот брак и скорая расправа надо мною были задуманы семьей Суриных заранее, чтобы у Саши был повод не жениться на узбечке, родившей ему ребенка.
Больше моей судьбой семейство Суриных не интересовалось. Хоть бы кто-то из бывших родственников позвонил, спросил: ну как ты там, может, помощь нужна? Ведь где-то в Москве родилась малышка, их родная кровь.
Из роддома с новорожденной Машей меня встречали подруга Зина и соседка. Я подала на алименты. Но когда Маше исполнилось два года, стала получать сущие копейки, потому что узбечка родила еще одного ребенка и ей тоже понадобились алименты. В один прекрасный день Саша пошел за бутылочками на молочную кухню, встретил по дороге Нонну Мордюкову и в чем был отправился жить к ней.
А вскоре оставил и ее. Веселый и беспечный молодой человек, одетый по последней моде, он легко шел по жизни, меняя женщин и увлечения.
Мы с ним пересеклись спустя много лет на очередном съезде кинематографистов.
— Ты нас, наверное, проклинаешь? — спросил меня бывший муж.
— А как же! Так со мной поступить!
— У нас все плохо, маме сделали операцию, папа постоянно болеет. Все от нас отвернулись. Умоляю — сходи в церковь, помолись за нас.
— Нет уж, этого я не сделаю.
