«У Вас так ничего не получится, сказал ему Куприн, — Вы боитесь жизни. Я почти уверен, что Вы совсем не занимаетесь спортом. Вот Вы идете, а руки у Вас как плети висят. А ведь Вы совсем еще юноша. Писатель, а особенно в Вашем возрасте, должен жить так, чтобы каждая мышца его участвовала в этом. Надо не киснуть за книжкой, а толкаться среди людей, бегать, плавать, грести, шляться по лесам, траву жрать!» Увлечение спортом не иссякало у Куприна и в годы зрелости, и этому увлечению, как и многим, он отдавался с присущей ему страстностью. В мире спортсменов он был своим человеком, водил дружбу с борцами, с цирковыми артистами. Как любитель спорта, он пользовался всюду широкой популярностью... Круг знакомых у Куприна был вообще чрезвычайно обширен. Он обладал редким даром — быстро и без особого усилия привлекать к себе людей самого разнообразного сорта, начиная от представителей изысканной интеллигенции и кончая общественными подонками — людьми «с улицы». Было что-то неотразимо пленительное в манере его обхождения с людьми».
К началу 1910-х годов Куприн был, пожалуй, самым популярным автором в России. Его любили и читатели, и коллеги, и даже критика превозносила. Так называемая реалистичная манера письма вошла в моду, и многие писатели старались подражать ему. Но у них не было столько неиссякаемых сюжетов, которые он брал из своих странствий. Наверное, Куприн нашел бы себя и в послереволюционной России, но он принял решение эмигрировать.
«Живешь в прекрасной стране, среди умных и добрых людей... но все точно понарошку»
В ноябре 1919 года Александр Куприн, не принявший большевистский режим, получил финскую визу и поселился в Хельсинки. Его дочь вспоминала: «В Хельсинки, как обычно, мы остановились в гостинице «Фения» — самой лучшей, и, только поднимаясь по ее мраморным лестницам, увидев лакеев и кокетливых, в накрахмаленных передниках горничных, мы поняли, насколько мы были оборваны и неприглядны. И вообще наши средства нам не позволяли уже жить в такой гостинице»
В Хельсинки Куприн прожил около полугода. Он активно сотрудничал с эмигрантской прессой. Потом принял решение переехать. «Есть три дороги: Берлин, Париж и Прага... Но я, русский малограмотный витязь, плохо разбираю, кручу головой и чешу в затылке», — писал Куприн Репину. Решающую роль в выборе сыграло письмо Бунина из Парижа, который достаточно лестно отзывался о житье во Франции и подчеркивал, что именно здесь остановилось большинство русских. Но то ли Куприн находился во внутреннем конфликте, покинув родину и не принимая новые порядки, то ли европейцы уже начали уставать от потока эмигрантов, но Париж принял великого писателя с трудом. Дочь Куприна писала: «Нас встретили знакомые — не помню, кто именно, — и проводили в очень посредственную гостиницу недалеко от Больших бульваров... В первый же вечер мы решили всей семьей прогуляться по знаменитым бульварам. Мы решили поужинать в первом приглянувшемся нам ресторанчике. Подавал сам хозяин, усатый, налитый кровью... немножко под хмельком... Отец взял объяснения на себя, тщетно подбирая изысканные формулы вежливости, совсем пропавшие из обихода после войны. Хозяин долго не понимал, чего мы хотим, потом вдруг взбесился, сорвал скатерть со стола и показал нам на дверь. В первый, но не в последний раз я услышала: «Грязные иностранцы, убирайтесь к себе домой!» ...Мы с позором вышли из ресторанчика...»
