Первые годы после революции Станиславский жил трудно. От былого семейного состояния не осталось и следа. Вместе с супругой Константина Сергеевича выселили из квартиры. В новую, очень скромную, являлись «проверяющие», с ними обращались бесцеремонно. Все изменилось, когда вождь стал часто посещать МХАТ. У Станиславского сразу же появилась масса льгот и привилегий. Сам он никак не мог запомнить даже словосочетание «закрытый распределитель». «Кушайте фрукты, — угощал он гостей, — они, знаете ли, из «тайного закрепителя»!» После чего делал испуганные глаза, прикладывал палец к губам и говорил: «Тсс...» Однажды Станиславский сидел в ложе со Сталиным. Просматривая репертуар, вождь ткнул пальцем в список и спросил: «А па-чи-му мы давно нэ видим в рэ-пэр-ту-арэ «Дны Турбыных» пысатэля Булгакова?» Станиславский начал оглядываться, сходил к двери ложи, заглянул за портьеру, потом вернулся и прошептал вождю на ухо, показывая пальцем в потолок: «Они запретили! Только это ужасный секрет!» — «Оны раз-рэ-шат! Сдэлаэм!» Как известно, спектакль этот пошел, и вождь только официально посетил его 15 раз.
Однажды Сталин спросил Константина Сергеевича, не мешают ли ему «неучи из политпросвета»: «Вам же приходится сдавать спектакли политическим недорослям, далеким от искусства... Вас контролируют невежды из охранительных ведомств, которые только и умеют, что тащить и не пущать... Вот меня и волнует: очень ли мешают вам творить эти проходимцы?» На что Станиславский простодушно ответил: «Иосиф Виссарионович, тише, тише, здесь же кругом ГПУ!»
