— Да ладно, все артистки — развратницы.
А я так гордо:
— А я — нет!
И он отстал, сказав уважительно:
— Я тебе верю.
Конкурс в Школу-студию я не прошла. Не увидев себя в списках, разрыдалась. Соображаю, что успеваю добежать только до ГИТИСа. Успела, подала документы, показалась, и меня взяли! Первым делом послала телеграмму маме (ее тоже храню) и полетела домой. А там все в шоке: поступить на артистку в Москве — это как на Луну полететь! Моим мастером стал Борис Владимирович Бибиков.
— Его все знают по фильму «Приходите завтра...» — он сыграл там мудрого профессора.
— Он и в жизни был великолепным педагогом, вместе с женой Ольгой Пыжовой воспитал десятки звезд, среди которых Вячеслав Тихонов и Нонна Мордюкова, Майя Булгакова и Светлана Дружинина, Леонид Куравлев и Софико Чиаурели. Бибиков был интересным педагогом и в основном не говорил, а слушал нас, студентов. Это очень важно — проверять на слух, не фальшивит ли артист.
Но Бибиков преподавал у нас только год. В семьдесят восемь лет (за шесть лет до этого он овдовел) мастер женился на своей ученице — таджичке Малике Джурабековой, которой было едва за тридцать. Помню, как она нам на этюды приносила из квартиры Бибикова реквизит — то швабры, то еще что-то. Вскоре после свадьбы Бибиков продал московскую квартиру и уехал с Маликой и ее сыном в Душанбе, где и умер через восемь лет. Слышала, что новая жизнь не принесла ему счастья. Мордюкова говорила, что педагога надо вызволять, спасать, что он там умирает, молит: «Заберите меня отсюда». Но это все дела семейные, и Таджикистан так далеко. После Бибикова нашим педагогом стал Семен Ханаанович Гушанский, который меня сильно любил.
Учеба мне очень нравилась, а вот из общежития довольно быстро съехала. Там же пьянки, гулянки, шуры-муры, учиться невозможно! Открываешь дверь своей комнаты, а на кровати соседки из-под одеяла четыре пятки торчат. Для меня это было невозможно: любовь — это же таинство, а тут прямо при мне! Сняла комнату. Чтобы ее оплачивать, пошла работать уборщицей во МХАТ и в расположенный совсем рядом ЦДТ. Помню, стою за зарплатой в кассе МХАТа, а передо мной деньги сама Ия Саввина получает. МХАТ мне очень нравился, это такое атмосферное место. Но мыла полы я недолго, меня быстро начали снимать в кино. В ГИТИСе стипендия тридцать рублей, а за один съемочный день платили десять рублей. Причем тогда оплачивались и пробы, и репетиции, а не только сами съемки. А когда после третьего курса снялась в главной роли в «Сценах из семейной жизни», то заработала больше тысячи рублей! Получила гонорар, пошла в ЦУМ и в ГУМ и купила самую лучшую сумку и туфли. Я вообще максималистка: «Падать — так с хорошего коня, любить — так красавца!»
— А играть во МХАТе не хотелось?
— Нет, потому что в институте и лет десять после него была нарасхват у кинорежиссеров. У меня на столе кипы сценариев лежали! К тому же для театра я слишком молодо выглядела, была худенькой, маленькой. В кино, где крупные планы, — это плюс, а для сцены минус, я бы всю жизнь играла только Снегурочек и Дюймовочек. Поняла это, когда студенткой играла в ЦДТ. Видела, как амплуа инженю накладывает отпечаток на актрис: в молодости они играют прекрасно, а в зрелом возрасте не могут органично ни слова произнести. Это ужасно: актрисе за пятьдесят, а она все вот такая «девочка». Муравьева этого избежала: она и физически была покрупнее, и муж у нее режиссер. А я очень боялась погрязнуть в Аленушках. И характер мой не для репертуарного театра: я стеснительная, сомневающаяся в себе, от волнения сразу краснеющая, всегда боялась примадонн — да они меня просто сожрали бы!
