— Сколько времени прошло, прежде чем вы попали в «Голубой огонек» и проснулись знаменитой?
— Год... Даже больше. Мы уже были с Юрой. Причем его двоюродный брат, известный Велтистов, который написал «Приключения Электроника», был каким-то высоким чиновником и приятелем Лапина. Ну что бы Юре сказать Жене, чтобы я поучаствовала в «Огоньке»? Ничего! Но Юра был принципиальным: хочешь в «Огонек» — иди сама. Мы с Женей могли сидеть за одним столом, выпивать, но я не могла его просить. Стыдно...
В «Огонек» меня пригласил кто-то из редакторов. Помню, сначала Таня Паухова позвала в «Вокруг смеха». Она была там редактором. Мы подружились с Александром Ивановым, он приходил к нам домой на вареники и борщ. Потом начались «Юморины», я поехала на первую и стала лауреатом. По телевизору то одно показали, то другое, пришла некоторая популярность. Приходилось ее все время подтверждать.
— Папа повторял, что вы не Райкин. А с Аркадием Исааковичем были знакомы?
— Конечно. В первый раз он меня услышал на сцене Колонного зала.
— Он стареньким уже был?
— Стареньким он не был никогда. Пожилым — да. Рядом всегда стояла его помощница, что-то ему капала в рюмку, он выпивал и — раз! — на сцену вылетал под неистовые крики зала. Я как-то поинтересовалась у Константина, что отцу дают выпить, что тот так взбадривается. Не помню, что он ответил, что-то типа валерианы, очень простое.
Однажды Аркадий Исаакович меня спросил:
— Деточка, а кто написал этот монолог?
— Михаил Мишин.
Выяснилось, что в Ленинграде он общался с его родителями, мама Миши была редактором филармонии.
И вот однажды я приехала в Питер на день рождения Мишина. Помню, как мы очень долго ждали Райкина. Шутили, выпивали, но к столу не прикасались. Наконец пришел он! Его посадили на почетное место в торце, и все замолчали. Внимание гостей переместилось на Райкина, про Мишина забыли.
— Райкин тоже молчал?
— Нет, ему задавали вопросы, он отвечал, очень уставший. Еще раз мы увиделись в ЦДКЖ, Райкин играл в спектакле, который написал Веня Сквирский. Мы с ним пришли к Аркадию Исааковичу за кулисы, в гримерке стояла ширма, Райкин лежал на кушеточке, отдыхал после первого акта. Уставший... Я видела его таким, каким уже хотелось не видеть любимого артиста.
— Вы были знакомы со Жванецким, которого сейчас без устали цитируют и называют гением. Но ведь у него был долгий период, когда приходилось выступать в «квартирниках». На большую сцену не пускали.
— Многие говорили, что не понимают Жванецкого. Конечно! Надо было вникать, его мысли чувствовать! Второго такого не было и нет. Никто не приблизился. Он философ. Вы видели, как он писал? Как-то спросила:
— Как же так, на странице всего два слова — и те каракулями?
А он ответил:
— Я не пишу, а записываю.
— В смысле сверху звучало?
— Да, он мне говорил про это. Очень давно, еще в Одессе, однажды привел к своей маме Раисе Яковлевне на вареники с вишней. Михаил Михайлович их обожал. Она называла себя мадам Жванецкая.
