— История вашего поступления в ГИТИС очень интересна. Вы не бредили актерской профессией, а поехали из Таганрога в Москву по зову старшего брата. Что необычного он в вас рассмотрел? Могли бы поступить в мореходку, ходить в заграничные рейсы и жить припеваючи.
— Я плохо учился... Какая мореходка с экзаменом по математике?! О чем вы говорите? А так как я занимался бальными танцами, Сашка решил, что есть шанс. Действительно, театром я не бредил. В детстве был там всего раз — с компанией пацанов на последнем ряду лузгал семечки.
Саша (солист Большого театра Александр Науменко. — Прим. ред.) уже учился в Московской консерватории, когда в столицу прибыл я. Вместе пошли на прослушивание в ГИТИС. Перед членами приемной комиссии я с чувством произнес:
— Николай Добрынин, ТаХанроХ.
Мне тут же сказали:
— Всего доброго, до свидания.
Вышел из аудитории и радостно сообщил брату:
— По-моему, меня приняли.
— Ага, Коль... Конечно.
Пришлось уехать в Ростов. Там поступил в театральное училище, за год справился с говором, стал нормально произносить букву Г. Но южную мелодичность так и не убрал. На меня в кино давно все плюнули: «Ну пусть один такой урод будет». В «Легенде Феррари» сыграл полковника, начальника белогвардейской контрразведки. Породистого такого мужика. Героиня ему говорит: «Вы не из Москвы... Похоже, с юга. У вас мелодика речи южная». Самому пришлось придумать эту фразу, чтобы оправдать речь персонажа, иначе зритель не поверил бы.
— То, что вернулись в столицу снова пробовать силы, говорит о ваших амбициях. На что рассчитывали?
— В Ростове мне было абсолютно неинтересно. Представлял с тоской, как окончу училище, устроюсь в местный театр и лет через сорок выйду на пенсию. А еще армия светила. В общем, снова приехал в Москву. Прошел и во ВГИК, и в ГИТИС. Оставался финальный экзамен.
Будущий мастер курса Ирина Ильинична Судакова, взяв за шкирку, сказала: «Коля, беру тебя! Никуда больше не ходи». И, слава богу, я остался в ГИТИСе, потому что Судакова — великая! До нас много лет проработала вторым педагогом у Андрея Гончарова.
Все четыре года она нас просто не выпускала из рук! Ей помогала Лидия Николаевна Князева — помните Мартышку из «Айболита-66»? — любимая моя травести... Еще преподавал молодой Валера Белякович, который уже гремел со своим Театром на Юго-Западе.
В то время таланты могли прорваться, хотя и блатных было полно. Помню, как поразился, что за поступление ребенка в театральный родители расплачивались ключами от «Волги». Машина стоила девять тысяч рублей, средняя зарплата — рублей сто двадцать. Я же за пятачок доехал до ГИТИСа и стал студентом.
— Наверное, страшно радовались жизни?
— Наоборот. Вдруг ушел в такую грусть-печаль, что однокурсники прозвали «мировой скорбью». Обчитался Достоевского и бросился искать правду. Однажды сказал: «Вы все врете!» — и собрал вещи, чтобы вернуться в Таганрог. Остаться уговорил Андрей Анкудинов. Не помню, что конкретно он говорил, но я подумал: из Москвы уехать еще успею.
