Помню, в Москонцерте мне сказали, что как руководитель коллектива я должна быть членом партии. Подготовилась, выучила наизусть устав и отправилась на комиссию. На «экзамене» мне называли главу, а я читала ее наизусть от начала до конца. Как песню пела — с выражением, с чувством, с толком, осознанно. Искренне верила в слова устава — считала, что должна жить, руководствуясь партийными нормами. Вывод комиссии был неожиданным: «Нам такая не нужна...» Мол, слишком громкая и активная. А вот остальных, кто вместе со мной пытался примкнуть к рядам коммунистов, приняли.
Когда озвучили вердикт, я была потрясена. Обиделась «на партию» страшно. Кобзон был членом парткома Москонцерта, чуть ли не секретарем. Подошел, успокоил: «Надо обязательно вступить. Без этого тебя не будут выпускать за границу. Приходи на следующую комиссию. Будем действовать так: тебе задают вопрос, смотришь на меня. Если киваю — отвечаешь односложно, если качаю головой — молчишь. Отвечу сам». В следующий раз веду себя как научил Иосиф. Слежу за его знаками. Почти ни слова не сказала! На сей раз меня похвалили и единодушно приняли в партийные ряды!
Пытался Иосиф Давыдович помочь мне и с квартирой. С мужем и сыном мы жили напротив дипломатических корпусов на улице Вавилова в малогабаритной «трешке». Все было замечательно, кроме одного. У меня начался мощный карьерный взлет. Из гастролей не вылезала — зарабатывала приличные деньги. А в карьере мужа, тоже музыканта, подобного не наблюдалось. И это его, конечно, угнетало. Появилась творческая ревность, антагонизм нарастал, и найти ключ к взаимопониманию не получалось.
Во время комсомольского фестиваля, на который съехались представители всего соцлагеря, я опрометчиво пригласила комсомольских вождей в гости. Йося Кобзон приехал первым, увидел мою кухоньку и пришел в ужас:
— Ты с ума сошла? Хоть понимаешь, какого это уровня люди?!
— Йося, — говорю, — спокойно! Мы им с ходу нальем по три рюмки самогона. Под хорошую закуску и гармонь они и не вспомнят, что сидят на кухне хрущевки.
Тем временем к дому стали съезжаться машины. Да какие! В нашем дворе подобных отродясь не водилось, «Волга» на «Волге». Соседи высыпали на улицу поглазеть, недоумевая, откуда тут такой автопарк. Но когда раздались звуки баяна, смекнули — к Наде Бабкиной. Я же в своем прогнозе не ошиблась: гости, несмотря на тесноту, остались довольны приемом. Более того, мы прямо на кухне получили приглашение поехать на гастроли в Венгрию. Их секретарь комсомола, услышав, какова «Русская песня» в застолье, заявил: «Хочу этот коллектив!» И впоследствии приглашал нас неоднократно. А Кобзон после вечеринки сказал: «Помогу тебе получить квартиру в центре Москвы, готовь документы».
Так как я много времени проводила в разъездах, обратилась к мужу:
— Володя, помоги собрать бумаги.
На что он ответил:
— Тебе надо, ты и собирай!
Так и не переехали. В центр я перебралась, только когда ушла от мужа спустя семнадцать лет совместной жизни. Юрий Михайлович Лужков выделил мне квартиру.
Не могу забыть такую сцену: в парке Горького идет концерт, посвященный Первомаю. На дальнем краю площади появляется Кобзон и кричит на другой край:
— Надька-а-а! Я тебя поздравляю!
— Йосяа-а-а, я тебя тоже! — ору довольная в ответ, праздник же.
— Глупая, — продолжает на ходу Кобзон, — тебе звание заслуженной артистки присвоили!
Побежала ему навстречу и кинулась на шею:
— Йося, дорогой, спасибо!
Я ведь знать не знала, что поданы документы на присвоение звания. Уверена, без инициативы Иосифа Давыдовича не обошлось.
Обмывали звание в ресторане гостиницы «Россия». Поздравить меня собрались многие артисты, даже Лайма Вайкуле прилетела из Латвии, из Белоруссии — «Песняры»... А теперь представьте Людмилу Зыкину, Махмуда Эсамбаева и Иосифа Кобзона, которые, скинув обувь, отплясывают танец маленьких лебедей! Да, было и такое! «Зачинщиком» номера был Махмуд Алисултанович.
