— Отдать мальчика в музыкальную школу — ваша идея?
— Моя, но и папа поддержал. Главное, внук замечательно справляется. У Георгия очень артистичная натура, пойдет если и не по актерской, то точно по какой-то иной творческой стезе.
Все мои внуки абсолютно разные. Внешне на меня больше всех похожа средняя, семилетняя Вера. В детстве я была такой же худенькой и беленькой. А вот по характеру на меня сегодняшнюю походит самая младшая, Марфа, ей пять. Георгий меня к сестрам ревнует. По праву первенства говорит: «Надя моя!» Когда приезжаю к ним в гости, раскатывает передо мной красную ковровую дорожку, которую сам сделал из куска материи, завалявшейся в хозблоке. Очень ценю такое отношение ко мне внука.
— В конце года вышла ваша автобиография «Надежда Бабкина. Модная народная». Не могу не отметить весьма откровенный тон повествования... В связи с названием книги хочется спросить: когда почувствовали себя модной?
— Когда училась на третьем курсе Института Гнесиных, меня вызвал ректор Владимир Николаевич Минин. Решила предстать перед ним во всей красе — в приемную вошла девица в нейлоновой кислотно-лимонного цвета рубахе, красной лакированной мини-юбке, сапогах-чулках и белом синтетическом кудрявом парике! Все это богатство я привезла из Польши с гастролей, так как со второго курса работала солисткой в оркестре «Боян». И уверяю вас — в таком прикиде была самой модной в институте: ни у кого из студентов столь «эксклюзивных» вещей не водилось. Сегодня тогдашний образ могу охарактеризовать одним словом: ужас! Или «взрыв на макаронной фабрике».
Первой моим видом была сражена секретарь ректора Людмила Александровна. Она растерянно вымолвила:
— Надя, прошу тебя, накинь хотя бы платок и сними эту чертовщину с головы!
— А что такого? — самоуверенно спрашиваю.
— Я тебя предупредила! — вздохнула секретарша, а я смело шагнула в кабинет ректора.
Увидев меня, Владимир Николаевич вскочил с кресла и завопил:
— Вон отсюда!
Я пулей вылетела из кабинета.
— Говорила же тебе! — с досадой шепчет Людмила Александровна и прячет меня в приемной за ширмой.
Следом из кабинета вылетает ректор и кричит секретарю:
— Как ты могла ее пустить ко мне в таком виде?!
— А что я могла сделать? — оправдывается секретарь. — Она сказала, что так модно.
— Мало ли что модно! Заявляться в подобном виде к ректору — просто возмутительно! Где она?
— Сейчас приглашу...
Минин скрылся за дверью, и я вышла из укрытия. Сняла парик, стерла боевую раскраску, взяла у Людмилы Александровны шаль и прикрыла свое «богатство»...
Оказалось, ректор меня вызывал, чтобы поручить организовать студенческую музыкальную агитбригаду — в институте я слыла активисткой. Команду собрала, и нас отправили на гастроли по Краснодарскому краю. В поездке получила первые навыки руководителя коллектива.
Еще пример «модных поисков». В 1979-м привезла я из-за границы красивые батистовые кухонные шторы — белые кружавчики в оранжевых оборочках, по которым разбросаны ягоды клубники. Такие яркие, сочные цвета! У нас в стране ничего подобного не было. Из занавесок сконструировала себе платье для конкурса в Ленинграде. Чтобы их не испортить, скомпоновала, подвернула, присборила и сшила на живую нитку полотна так, что обошлась без ножниц. Чудесное платье получилось! Когда вышла в нем на сцену, все ахнули. Во время жеребьевки, определявшей порядок выступлений, вытащила первый номер для себя как для солистки и первый же — для «Русской песни». В зале раздались голоса: «Бабкина, так держать!» Мол, первого места и держись. Но в тот год его никто из солистов не удостоился. Жюри возглавляла Людмила Зыкина. «Пока я жива, лучше меня никто не споет. А значит, ни Гран-при, ни первого места никто не заслуживает», — рассудила она. Я заработала на том конкурсе высшую награду — вторую премию. Вернулась домой, распустила платье и повесила занавески обратно на окно.
